Как-то в обеденный час услышал Пастух неясный шум под окнами своего особняка, вышел на балкон и увидел, как стража прогоняет от крыльца Отшельника, того самого, который в той, прежней, жизни обитал неподалеку от его хижины.

Он приказал стражникам пропустить к нему нежданного гостя. Вопреки ожиданиям хозяина особняка Отшельник ни словом не обмолвился по поводу окружающей того роскоши, золотой посуды и заморских вин, а лишь поведал о том, что животные живы-здоровы стараниями Пастушки, которая все смотрит на большую дорогу и глаза ее при этом полны слез…

Пастух, будто не слыша этих слов, начал рассказывать Отшельнику о нелегкой жизни верховного судьи, о постоянных заботах и о законе, который нуждается в неусыпной охране, потому что он один, а людей вон сколько…

Когда он наконец умолк, Отшельник промолвил следующее:

— Один слепец потерял кнут, которым он отгонял бродячих собак. Идя по дороге, он наткнулся на замерзшую змею и поднял ее, приняв за оброненный кем-то кнут. Напрасно прохожий убеждал слепца бросить свою опасную находку. Тот и слышать об этом не хотел, думая, что прохожий из зависти уговаривает его выбросить отличный кнут. Прохожий махнул рукой и пошел своей дорогой, а змея, отогревшись, нанесла упрямцу свой ядовитый укус…

И Отшельник ушел, даже не попрощавшись.

А притча, рассказанная им, очень скоро получила свое подтверждение. Как я уже говорил, справедливым судьей многие в королевстве были недовольны, так что желающих нашептать в королевские уши всякие россказни о том, будто бы верховный судья берет взятки за сокрытие государственных преступлений, было предостаточно.

Король вначале вообще отказывался слушать клеветников, а со временем, подумав о том, что не бывает дыма без огня, назначил комиссию, которая должна была выяснить, разбогател ли верховный судья за время своей службы. Вскоре комиссия доложила Королю, что и особняк судьи, и то, что в нем находится, и все, что судья носит на себе, ест и пьет, определено его казенным содержанием, а вот собственных богатств он так и не приобрел.

Король прогнал клеветников, но их место вскоре заняли другие, потому что число недовольных справедливым правосудием все возрастало и возрастало… Теперь они начали убеждать короля в том, что хитрый судья не выставляет свои сокровища напоказ, а хранит их в большом сундуке, который стоит в его спальне.

И снова Король заколебался, оскорбив недоверием честного человека. В сопровождении толпы придворных он неожиданно пришел в особняк судьи и потребовал открыть сундук, стоящий в его спальне. Судья пристально посмотрел на Короля, вздохнул и ощутил, как демон Честолюбие, утратив все свое самодовольство, покорно склоняет голову перед Любовью. Стало бывшему Пастуху горько и стыдно. Он решительно подошел к сундуку и открыл его. Глазам изумленного Короля и его придворных предстали потертая пастушеская одежда, сумка и свирель.

Судья тут же переоделся и обрел свой прежний облик, после чего поклонился Королю и вышел. И Пастушка увидела его, спешащего к ней по дороге, и из ее прекрасных глаз хлынули слезы, но теперь это были слезы счастья…

Дамы и кавалеры выразили Лафонтену самое горячее одобрение и приготовились слушать следующую историю.

— Я хотела бы продолжить тему превратностей любви одним весьма поучительным случаем из древней истории, — проговорила Ортанс, — но прежде я сошлюсь на Священное писание, где сказано: «От трех трясется земля, четырех она не может носить: раба, когда он делается царем; глупого, когда он досыта ест хлеб; позорную женщину, когда она выходит замуж, и служанку, когда она занимает место госпожи своей».

В 518 году от Рождества Христова на византийский престол восходит некий Юстин, бывший крестьянин, выдвинувшийся благодаря своему упорству, хитрости и вероломству, которое при дворах монархов принято называть дипломатичностью. В то время новому императору было уже 67 лет.

При нем неотлучно пребывает тридцатисемилетний племянник, бывший пастух, которого заботливый дядя давно уже переселил в столицу и приобщил к придворной жизни. Этот племянник, принявший имя Юстиниан, становится преемником старого императора.

И вот он вступает в любовную связь с некоей Теодорой, дочерью циркового сторожа, которая еще подростком считалась одной из самых бесстыдных проституток Константинополя, потому что она не только владела всеми мыслимыми способами половых сношений, но и успешно демонстрировала это искусство на аренах цирков. Современники утверждали, что Теодора как-то выразила сожаление о том, что Бог не наделил ее тело тем количеством отверстий, которое позволило бы вступать в одновременный контакт с более чем тремя мужчинами.

Известно, что Юстиниан после встречи с этой искусницей был ошеломлен, смят, покорен, что, конечно, удивительно, если учесть, что он прожил в столице уже достаточно много времени и не должен был бы так поражаться высокой сексуальной технике проститутки. Видимо, Теодора обладала какими-то особыми способностями.

Так или иначе, но Юстиниан твердо решил жениться на ней, к ужасу всех придворных. Императрица Евфимия, супруга дяди, категорически отказалась признать проститутку своей племянницей, но сорокалетний влюбленный так прикипел душой к своей избраннице, что император пошел на то, чтобы изменить существующий закон, и этот скандальный брак все-таки состоялся.

В 527 году Юстиниан был объявлен соправителем своего дяди, а спустя пять месяцев он и Теодора были торжественно коронованы в храме Святой Софии.

Такая вот превратность…

Когда Ортанс получила свою долю признания, слово взял Пегилен де Лозен.

— Мой рассказ, — проговорил он, — относится к гораздо более поздним временам, а точнее, к нашей благословенной эпохе, когда свет, исходящий от «короля-солнце», проник в самые отдаленные уголки государства и пробудил к жизни дремлющие силы… Каков слог, а?

— Великолепный! — похвалила Анжелика. — Как я подозреваю, милейший де Лозен намерен сейчас изложить какой-нибудь особо отвратительный случай из нашей счастливой жизни.

— Истинно так, сударыня, — улыбнулся де Лозен. — Но я не считаю его особо отвратительным на фоне хотя бы повседневной придворной жизни…

Это случилось довольно далеко от Парижа, в провинции Пуату, откуда родом наша несравненная мадам Анжелика…

— И где я не была так долго, что Пуату представляется мне волшебной страной из сказок моего детства, — откликнулась Анжелика.

— Так вот, в этой сказочной — как для кого — провинции, — продолжал де Лозен, — один владелец обширного имения решил, видимо, следуя столичным примерам, возродить феодальное право первой ночи, когда сеньор мог, по своему усмотрению, разумеется, провести первую брачную ночь с любой из невест своих крестьян.

Я заметил — «по своему усмотрению», потому что, во-первых, он мог вообще не пользоваться этим правом, а во-вторых, далеко не каждая из подвластных ему невест была способна вызвать желание провести с нею брачную ночь.