Нет, она никак не могла быть обладательницей перстня. Так кого же тогда видел он в дверную щель? И чей перстень вот уже который день он не выпускает из рук?

Принц от огорчения заболел и слег в постель. Лучшие лекари королевства осмотрели больного и пришли к единогласному выводу: во имя спасения жизни наследника престола ему надлежит жениться, и как можно скорее. Больной согласился с вердиктом лекарей, но поставил при этом одно обязательное условие: он возьмет в жены только ту девушку или вдову, которая сможет надеть на безымянный палец правой руки перстень таинственной красавицы.

Длинной чередой потянулись к дворцу знатные и незнатные дамы, девушки, вдовы, однако ни одна из них не смогла надеть на палец заветный перстень.

И вот, ко всеобщему изумлению и возмущению, на примерку перстня осмеливается прийти Ослиная Шкура! Она протягивает грязную маленькую ручонку, и перстень приходится как раз впору!

Пока все, кто присутствовал при этой сцене, приходили в себя от потрясения, Ослиная Шкура удалилась и вскоре вернулась в платье, сшитом из волшебного шелка лунный свет и с невиданной диадемой на голове. Принц, конечно же, сразу узнал таинственную красавицу, выздоровел и предложил ей руку и сердце при радостном согласии короля и королевы.

Вскоре состоялась пышная свадьба, на которую были приглашены короли всех соседних государств, в том числе, разумеется, и отец принцессы. Увидев дочь, он залился слезами радости, смешанной с искренним раскаянием, как он, по крайней мере, заявил, с опаской посмотрев на фею, крестную мать новобрачной.

И такими они бывают, превратности любви…

— М-да, — задумчиво проговорила Ортанс после того, как стихли аплодисменты, — вот о чем я не думала ранее, так это о том, что быть дочерью монарха вовсе не так приятно, как это кажется на первый взгляд…

— И не так почетно, — добавила Луиза. — А что до превратностей любви, то им подвержены, пожалуй, чьи угодно дочери независимо от того, обитают ли они во дворцах или в лачугах…

И она начала свой рассказ.

— Как всем вам хорошо известно, извозчичьи кареты появились в Париже недавно и сразу же привлекли к себе внимание любителей коротких романтических свиданий.

Кавалер договаривается с извозчиком о том, что тот будет ехать шагом по парижским улицам куда глаза глядят в течение, скажем, двух часов. Извозчик, получив довольно щедрую плату вперед, в точности выполняет все то, о чем они договорились с кавалером, никак не интересуясь тем, что во время поездки происходит в его карете и лишь ощущая мерную тряску, вызванную отнюдь не дорожными ухабами…

Один пылкий кавалер как-то раз договорился с предметом своей страсти, разумеется, благонравной замужней молодой дамой, посвятить два дневных часа своего времени романтической прогулке в закрытом экипаже. Дама согласилась и в назначенное время подошла к паперти Сен-Жермен-де-Прэ, где ее уже ожидала карета с занавешенными окнами. Она вошла в карету, которая сразу же тронулась с места, а кавалер, осыпав градом поцелуев, расположил ее на сиденье в позе, наиболее благоприятной для забав такого рода в движущемся экипаже.

Разумеется, они не выглядывали в окна и не проявляли никакого интереса к окружающей жизни, наслаждаясь любовью и сознанием своей изоляции от ее цепких рук и злых языков, и откуда им было знать, что, убаюканный мерной тряской кареты, извозчик уснул на козлах, а лошадь уже достаточно долгое время шла туда, куда ей заблагорассудилось…

Ощутив жажду, животное решило напиться прямо из Сены и возле моста Менял спустилось с набережной к самой воде, которая в ту весеннюю пору поднималась довольно высоко, и вошло в реку. Можно представить себе состояние любовников, вдруг оказавшихся по колено в холодной воде!

На набережной во мгновение ока собралась огромная толпа зевак, часть которых все же оказалась способной помочь вытащить на набережную экипаж с невозмутимой лошадью, перепуганным извозчиком и его промокшими седоками, теперь ставших объектом всеобщих насмешек. Дама, не выдержав свалившихся на нее испытаний, лишилась чувств и ее отнесли на руках в ближайший трактир, где оказавшийся в толпе лекарь начал приводить ее в чувство.

Разумеется, вокруг только и было разговоров что о происшествии на берегу Сены. И надо же было такому случиться, чтобы среди посетителей трактира совершенно случайно оказался один вздорный и злобный старикашка, который был не кем иным, как свекром молодой дамы!

Бедняжка, только лишь начавшая приходить в чувство, вдруг увидела склоненную над ней отвратительную физиономию своего давнего недруга. Она живо представила себе, что ее ждет по возвращении домой, и снова впала в забытье. Увы, это все, что ей оставалось предпринять в такой ситуации…

Рассказ Луизы вызвал сочувственный смех всех присутствующих, а шевалье де Грие осторожно спросил:

— А что было дальше?

— Ничего особенного. Ей удалось убедить мужа в том, что она ехала в карете одна, а спутника ей приписала досужая молва. Тем более, что свекор обвинял ее лишь на основании того, что слышал в трактире…

— И муж поверил?

— Мужья, которые живут на приданое своих жен, как правило, довольно покладисты.

— Пожалуй… Что ж, я продолжу эту тему одной не лишенной пикантности историей…

— Не в обиду будь сказано присутствующим очаровательным дамам, — проговорил де Грие, — но страсть к модным нарядам зачастую не просто кружит головы представительницам прекрасного пола, но и вытесняет из этих милых головок самые необходимые представления о том, что в свете зовется благопристойностью, не говоря уже о соображениях собственной безопасности.

На улице… впрочем, я воздержусь называть улицу, где расположен салон одной из самых известных и уважаемых модисток Парижа, потому что, весьма вероятно, кое-кто из вас состоит в числе ее постоянных клиенток.

Итак, некая мадам X, молодая красивая женщина, супруга очень влиятельного человека, задолжала этой известной модистке довольно значительную сумму втайне от супруга, который отнюдь не был скрягой, но полагал, что истинная красота может нуждаться в достойном обрамлении, но не в подмене ее нарядами, причем в столь большом количестве, что оно выходит далеко за пределы возможностей женской памяти.

Но мадам X придерживалась на этот счет иного мнения, и ее заказы обрушивались на модистку нескончаемым дождем, который уместно было бы сравнить с тем, золотым, под видом которого Зевс когда-то проник к Данае. Супруг мадам X установил разумные пределы расходов на ее бесчисленные туалеты, но своенравная красавица не желала мириться со столь жестоким, по ее мнению, капризом мужа и продолжала заказывать все новые и новые платья, не задумываясь над их стоимостью.

Естественно, успел накопиться достаточно большой долг. Модистка, правда, не настаивала на немедленном его погашении, но и не соглашалась шить новые наряды в кредит. Обращаться к мужу за требуемой суммой дама не желала, уповая на счастливый случай, который должен был бы враз избавить ее от всех огорчений и хлопот.