Если я откажусь, он начнет копать дальше. И неизвестно, что может выкопать. Лучше сделать вид, что мы плодотворно сотрудничаем.

Полковник встал, давая понять, что разговор пока подошел к концу. Лицо его образцово выразило уныние, пересекающий красивые черты шрам побледнел.

— Я провожу вас. Вам надо отдохнуть, потом мы посоветуемся с врачом-психотерапевтом... Кстати, простого терапевта вам прислать?

— Не надо. А зачем психотерапевт?

— Мы посоветуемся и придем вместе с вами к какому-то выводу.

— Договорились. Кстати, товарищ полковник, можно вам вопрос задать?

— Пожалуйста.

— Фамилия ваша меня смутила. Вы никогда киллером стать не мечтали?

Он засмеялся. Нет, зря я так. Мужик Юрий Петрович неплохой. Понимает шутки...

Сначала приступ болезни, потом ночь, проведенная в подвале Труповоза, потом ночь в поезде, потом целый день работы, потом второй приступ, потом ночь в самолете, куда меня с подачи Тани загрузили в бессознательном состоянии скорее всего сотрудники разведцентра округа во главе с полковником Бастриковым. И еще такой тяжелый разговор с полковником Мочиловым. Все это вымотало меня основательно. Так основательно, что я стал опасаться, как бы новый приступ на навалился.

Комнатку мне отвели стандартную, напоминающую гостиничный номер. Много раз я в таких комнатках отдыхал и знаю, что в стены здесь вмонтированы микрофоны, а в какие-то несуразные лепные украшения под потолком — «глазки» видеокамер.

— Сколько вам надо для полноценного отдыха? — спросил полковник, вежливо не проходя дальше двери из тесного коридорчика в комнату.

— Миллион долларов.

— Я имею в виду время.

— Тогда хорошо бы до завтра отдохнуть.

— Договорились. Столовая у нас на первом эта же. Расписание висит над письменным столом. Если никого не хотите видеть, можете позвонить в столовую, вам все доставят в номер. Если захотите прогуляться — вся южная сторона центра в вашем распоряжении. Единственная просьба — желательно не выходить за внутренние ограждения. Иначе возникнут проблемы с возвращением. В соседнем корпусе — спортзал и сауна.

Он докладывает мне, как генералу. Эх, знать бы раньше про свою шестую категорию, я бы не сам ходил в ресторан к куратору, а его бы заставлял ко мне с коньяком и закуской приходить.

— Спасибо, товарищ полковник. Я сориентируюсь. Не впервой... — все же я не стал по-генеральски рожу кривить. Я вежливый и к фанфарам равнодушный.

— Устраивайтесь. На письменном столе под стеклом список всех необходимых телефонов.

Он кивнул мне и вышел, закрыв за собой дверь вежливо, без звука. А я потянулся. Так сильно и сладко потянулся, что — уверен! — наблюдающему мое вселение дежурному за пультом контроля тоже спать захотелось.

Мне не впервой отдыхать в реабилитационном центре. И местные порядки я хорошо знаю. Армия, даже и годы спустя, остается все той же армией, хотя она уже не советская, а российская. А Служба по-прежнему остается Главным разведывательным управлением Генерального штаба. И порядки здесь изменятся не скоро. Отдыхать мне позволят, сколько захочу. Реабилитационный центр, несмотря на охрану, — совсем не тюрьма, хотя наблюдение здесь за пациентами намного более тщательное, чем в самой строгой тюрьме.

Но я и в самом деле устал. Однако, прежде чем лечь отдохнуть, тщательно просмотрел свою сумку, которую доставил сюда кто-то обязательный. Все на месте. Даже доллары, пистолет и метательные ножи. Более того, все сложено в том же порядке, в каком я складывал. Аккуратные, заразы! На всякий случай я выложил на стол пакетики с лекарством. Один пакетик сразу высыпал себе на язык и запил водой из графина — после приступа тоже не грех принять дозу. Профилактическая мера.

После этого сходил в душ, долго мылся прохладной водой, потом долго растирался и все это время старательно отгонял от себя привязчивые, как мухи, мысли.

Но мысли не отставали.

Я уже разобрал постель, когда взгляд упал на телевизор и видеомагнитофон. Подошел ближе, взял в руки пару кассет.

И понял...

Сейчас полковник Мочилов тоже стоит перед блоком с мониторами, желает знать, что я буду делать И очень надеется, что я все же поставлю в первую очередь кассету с бойцовскими крысами. На торце коробки так и написано — «Крысы».

Если я поставлю ее — значит, я попался, и меня долго отсюда не выпустят. Это значит, что я подозреваю, если и не знаю точно, что профессор Радян ставил на мне опыты точно такие же, какие он ставил на крысах.

А я выбрал видеофильм из географической серии. У меня дома есть такие кассеты. Прекрасные пейзажи с разных концов земли и не менее прекрасное музыкальное сопровождение. Очень хорошо такими кассетами лечить расшатанную нервную систему.

Такую, как у меня.

Я включил телевизор и видеомагнитофон, а сам забрался под простыню, положил голову на подушку и уставился в экран. Плавная музыка ложилась на плеск высокого, но тонкого водопада. Ветер разносил водную взвесь на несколько метров, создавая даже рядом с телевизором приятное ощущение прохлады.

Я смотрел, глубоко дышал по ритмической системе[19], прочищая организм. Но едва ли видел что-то уже после двух минут просмотра.

...Из лечебного корпуса, где я после первой операции находился под наблюдением нейрохирурга, меня направили в соседний, торцом стоящий к нашему, как я видел из окна.

— Вас профессор Радян ждет. Я вас провожу, — заботливо взяла меня под руку медсестра.

Руки у нее мягкие и приятные. Я вообще-то женские руки люблю и дорожу каждым их прикосновением. Но на этот раз хотелось самостоятельности.

— Спасибо, милая. Я уже много лет назад ходить научился. Сам дойду, — отказался.

И демонстративно прямо пошел к выходу. Чуть не строевым шагом.

В самом деле, я уже второй день свободно ходил по коридору. Сначала придерживался за стенку. Потом ноги обрели более уверенную поступь, перестали заплетаться. Куда хочу, туда и могу ногу поставить. Это стало достижением, которое подтолкнуло к большему. До соседнего корпуса дойти — проблемы, казалось, не существует.

Но это только казалось.

Захотелось свежего воздуха с ветерком. Полную-полную грудь, чтобы гудела она от упругой надутости, чтобы кровь от порции кислорода сильнее забегала. Я несколько раз вдохнул во всю силу легких. От свежего воздуха закружилась голова. Сначала это не обеспокоило. Я пошел, продолжая глубоко дышать. Но на половине дороги остановился и вынужденно взялся рукой за дерево.

Состояние не из приятных. Словно вдрызг пьян. Хочется лечь под это самое дерево, рядом с которым стоишь, и отключиться. Но лечь не позволил характер. И потому пришлось переждать пару минут, прежде чем снова собрался с силами. А до центральных дверей психотерапевтического корпуса идти слишком далеко. Потому я решил воспользоваться дверью боковой, в надежде что она открыта. Я сегодня видел из окна, как сюда входили люди. Другие входят, почему нельзя мне. Там, внутри, по коридору, двигаться будет легче, можно позволить себе о стену рукой опереться.