Он покачал головой. С одной стороны, трудно навредить тому, кем он стал еще восемьсот лет назад, но с другой – а вдруг прикосновение к судьбе затронет тех, кто находится рядом? Вдруг…

Страх за жизнь Миртс внезапно сжал сердце, провел ледяным когтем по хребту, оставляя зудящую борозду. Она ведь окажется совершенно беззащитной перед разрушающим прикосновением! И, возможно, даже он окажется неспособным спасти ее.

Нет, плевать на Селлинора и его дурацкие мотивы, если истина, дарованная колодцем, может повредить хрупкой жизни Лунного Цветка, юной дэйлор, решившей во имя странного и еще никем из мыслителей не объясненного чувства ступить на путь n’tahe.

– Мое влияние не распространяется на тех, кто рядом, – обиженно пробубнил колодец, – ничего с ней не случится.

– Может быть. Но наши судьбы связаны, и изменяя одну нить, ты изменишь и другую.

– Вот и будешь мучиться до конца дней своих, отчего Селлинор поступает так, как поступает.

– Ему недолго осталось, – промурлыкал Старший. Решение было принято, и он не собирался его менять. На сей раз он действительно управится сам.

Но где-то в глубине души все равно шевелился холодный червячок сомнения – может, все-таки не стоит судить короля, не зная истинных причин?

«Ты слишком много думаешь, Норл. Слишком.»

Он медленно опустился на ковер, но не торопился вставать на ноги. На миг Норлу показалось, что он слышит голос Дэйлорона, священной земли… Он, и только он еще мог дать совет, помочь избрать верный путь. Но уже спустя несколько мгновений вампир понял, что это просто самообман. Да и не мог он больше слышать голоса земли дэйлор – ибо сам принадлежал другому народу.

* * *

…Это был странный, неприятный сон. Шениор то погружался в него с головой, как в холодную мутную воду – то всплывал. Открывая глаза, видел над собой темный потолок, на котором в капельках слюды тускло поблескивал огонек свечи. Ему не хотелось видеть все это – но сон, против воли, обволакивал плотным коконом, умоляюще и настойчиво заглядывал в глаза.

Смотри. Смотри внимательно, Шениор. Это – важно. В этом – истина и моя воля, воля твоей земли.

– Отпусти меня, – просил дэйлор, – я не хочу… не хочу знать… Зачем мне это?

На несколько мгновений он всплывал на поверхность мутной, взбаламученной воды, но что-то упорно тянуло вниз, туда, где…

…Растрепанное существо, в котором с огромным трудом можно узнать девушку-дэйлор, сидит, скорчившись, в углу. От ее лодыжки к ржавому крюку в каменной кладке тянется новенькая цепь. Тоненькие, почти прозрачные пальчики, вымазанные грязью и засохшей кровью, перебирают длинные, спутанные пряди волос. Взгляд девушки устремлен куда-то вдаль, сквозь мрачные, пропитанные болью и страданием стены.

Чуть слышный скрип ухоженных, смазанных петель.

Из черного зева открывшейся двери появляется человек. Потрескивает, плюется искрами факел в его руках, разбрасывая тревожные отблески на влажные стены.

Дэйлор подтягивает худые ноги к груди, вжимается в стену, словно желая стать одним из неприметных серых камней, раствориться в подземелье… Но это – всего лишь ее желание.

Человек медленно подходит, все ближе и ближе; и вот уже факел небрежно брошен в изъеденную ржой подставку.

– Ну, что решил король?

Взгляд девушки подергивается дымкой; она по-прежнему смотрит в даль, сквозь человека и сквозь страшные стены.

– Отвечай, когда я тебя спрашиваю!

Покрытые коркой запекшейся крови губы нехотя размыкаются.

– Ты получишь все, человек.

– Вот и хорошо. Значит, и ты получишь еще немного еды и питья. Видишь, как все просто?

– Империя падет… Недолго уже осталось! – голос дэйлор внезапно обретает силу, – ты, ты увидишь все это, и ничего не сможешь поделать!

Человек улыбается. Один стремительный шаг – и крепкие пальцы смыкаются на горле девушки. Она хрипит, бьется в смертоносных тисках – но сил осталось так мало…

– Зато уж ты точно этого не увидишь, – шепчет человек.

Он резко разжимает пальцы и брезгливо вытирает их чистой тряпицей. Дэйлор взахлеб хватает воздух.

– Я еще вернусь, душенька моя.

И сон размазался цветными пятнами, расплылся, как краска под дождем.

– Кто это? Я не знаю, кто эта девушка…

Шениор попытался разлепить веки, но от этого стало только хуже. Осознавать, что не можешь проснуться по чьей-то прихоти…

– Она – всего лишь ключ.

– К чему? Я могу спасти ее?

– Ее уже не спасти. Но ты должен быть готов…

– Почему ты говоришь загадками?!!

… Перо скользит по гладкому, недавно выделанному пергаменту. Одна за другой, в строгом порядке, ложатся буквы.

– Значит, он сам приходил сюда, Каннеус?

– Да, мой повелитель. И я осмелюсь посоветовать Вам изменить решение. Норл д’Эвери опасен, я это чувствую. Никто и ничто не остановит его.

– И он сказал, что последний д’Амес жив?

– Да, мой король.

– Возможно, это к лучшему, Каннеус. Хорошо, что мальчишка улизнул от нас.

– Мой повелитель… Обдумайте слова Старшего, я Вас умоляю, иначе…

– Ступай, ступай. Мне нужно кое-что записать. Не твое это дело – перечить королевскй воле. Я приказываю выдвинуть войска на Огневую пустошь сегодня же, до того, как благородный д’Эвери опять навестит нас. Дэйлор примут бой. Лучше погибнуть, чем покрыть себя позором. Ты слышишь, Каннеус? Я настаиваю. Выполняй мой приказ. Я король, и воля моя священна.

Одна картина сменяет другую.

Перо скользит и скользит по пергаменту.

«Я хочу, чтобы ты прочиал это, Шениор д’Амес, когда дух мой соединится с духами предков.»

… Холеные пальцы лорда Каннеуса аккуратно отвинчивают крышечку хрустального флакона. Несколько зеленых капель, одна за другой, падают в бокал.

– Вот, Ваше Величество. Вы плохо выглядите, выпейте вина.

– Какая забота, Каннеус. Я не забуду.

– Вы по-прежнему не изменили своего решения?

– Но ведь решения принимаются не для того, чтобы их менять?

Шениор попытался закричать. Что же это такое?!! Да ведь там, в бокале, яд! И он может только смотреть – и не в силах ничего изменить!

Ухоженные, изящные пальцы короля аккуратно сворачивают исписанный пергамент. Одно нажатие на неприметный завиток – и деревянная панелька резного бюро легко сдвигается.