– Обед закончен! – громогласно объявил один из амбалов-надзирателей. – Всем построиться на прогулку.

На этот раз Гоша оказался в паре с Грызуном. Шел рядом с ним по коридору, не глядел на него, но чувствовал косой раздраженный взгляд. Грызун ненавидел Игоря. И было за что. Да хотя бы просто за то, что Игорь терпеть не мог Грызуна.

Вот ведь как оно получилось. Еще недавно Игорь испытывал патологическую, удушающую ненависть ко всем креаторам, готов был порвать их на части, да, собственно говоря, и делал это весьма успешно. Теперь, в переделанной реальности, он испытывал к большинству их них откровенную симпатию. Бедолаги – не по воле своей, а лишь по уродской прихоти некоего Селещука ставшие мутантами. Доктора Ивановы-Петровы-Сидоровы говорили о том, что креаторские способности изменяют психику человека, делают его хитрым и опасным преступником. Беспардонное вранье! Милые, умные ребятки и девчонки. В прошлом эпизоде они стали рабами обычных бандюг. А теперь что, лучше? Да ничуть! Вместо воров и убийц – хладнокровные твари в белых халатах. Бедные, бедные креаторы… Никогда им не дадут покоя, как историю не переигрывай.

Единственным, на кого не распространялась симпатия Игоря, был Бобров. Вот уж сволочь так сволочь! Игорь давно простил Вадиму то, что из-за него влипла в неприятности Мила – ну да, влюбился пацан, наворочал дел по глупости. Но простить Грызуна, убившего беззащитную девушку… пусть даже такого не произошло и не произойдет в этом фрагменте реальности… Такое простить нельзя.

Может быть, и не стал бы Игорь относиться к Боброву со столь открытой неприязнью, если бы тот вел себя приличнее в условиях замкнутого подневольного социума. Но Бобров уже не мог не быть сволочью, не быть наглым хамом, привыкшим к абсолютной безнаказанности. За что и получил от Игоря по морде.

Случилось это вскоре после того, как их начали выводить на прогулки. Как ни странно, большинство индукторов мужского пола особого внимания на штанги-гантели не обращали, а вот девчонки ими заинтересовались. Наверно, похотливые взгляды Грызуна натолкнули их на мысль о том, что не мешает подкачать мускулы, чтобы в случае чего суметь дать отпор. И Гоша, со своим иштархаддонско-культуристским прошлым, оказался в этом деле весьма кстати. Особых вольностей себе не позволял, хотя раскрасневшиеся от физических усилий девицы, кажется, были не против. Просто показывал, как делать упражнения, объяснял методику, да следил, чтобы не надорвались Маша с Леной с непривычки.

Грызун Бобров поглядывал на девушек плотоядно, чуть только не облизывался, глядя на стройные тела в обтягивающих шортиках и топиках. И скоро перешел к делу – само собой, в единственно доступной ему тошнотворно-хамской манере.

– Эй, девчонки, – сказал он в один далеко не прекрасный день, – вы чо тут, типа жиры разгоняете? Чтобы титьки не висели, жопы не тряслись? Правильно я понял, нахблин?

– Уж кто бы там молчал насчет жира, – буркнула Ленка, смущенно отводя взгляд от масляных глазок Грызуна. – Мы вам не мешаем, и вы нас не трогайте.

– А на хрена вам это нужно, если вас тут все равно никто не трахает? – громко заржал Бобров. – Для кого стараетесь-то, бабцы?

– Не для вас.

– А зря, между прочим! Я знаете сколько телок отымел, никто не жаловался, сами за мной потом бегают, добавки просят. Вот выйдем отсюда на волю, я вам такое покажу… Вы такого ни в жисть не видели, нахблин. В ресторанчик завалимся, всякое там вино-домино, потом, естественно, в койку. У меня на хате кровать-сексодром водная, качаешься на ней как на волнах… Я по этой части мастер, у меня полгорода отсосало.

– Перестаньте, надоело уже! – крикнула Маша, покосившись на Игоря – очевидно, ожидая от него моральной поддержки. Игорь нейтрально молчал.

– Токо не говорите, что трахаться вам не хочется, – продолжал наседать Грызун. – Небось, по вечерам на телевизор дрочите, да? Или вот к этому жеребцу пристраиваетесь? – Грызун показал сарделечным пальцем на Игоря. – А он на вас – хрен внимания. Импотент он, понятно? Или педик. Культуристы – они все педики.

– Уймись, толстый, – спокойно сказал Гоша. – Вали отсюда, не звени над ухом.

– Не понял! – взревел Грызун. – Кто тут толстый?

– Ты, кто еще? Не я же.

– Ты чо, нахблин, нарываешься, что ли? Щас нарвешься!

Гоша положил гантели на пол, осмотрел грузную фигуру Боброва с ног до головы. Кулаки, конечно, у Грызуна здоровенные, и драться, вероятно, не раз ему приходилось, так что секунд пять в первом раунде, глядишь, продержится. Ну что с таким хамлом делать? На воле дал бы ему по зубам, а тут… Охрана набежит, небось, в карцер засадят. Кому это нужно?

– Попроси доктора, чтоб брома тебе выписал, – сказал Гоша. – Нервишки успокоишь, заодно от потенции своей легендарной избавишься. Здесь тебе не воля. Нет тут твоих дурных денег, и значит, здесь ты такой же, как все мы. И язык свой хамский прикуси. Еще раз увижу, что ты девчонок оскорбляешь – накажу.

Естественно, Бобров не стерпел. Само собой, тут же с ревом бросился на Гошу, размахивая кулаками. Понятно, что попал в пустое пространство, потому что Игорь тут же скользнул в сторону, уходя с линии атаки. И вот тут случилась неприятность, неожиданная для самого Гоши. Гоша сорвался. Вместо одного легкого, поучительного удара, должного стать хорошим уроком, провел вдруг полную серию. Успел, правда, затормозить – диким усилием воли, скрипя зубами, заставил остановиться свои распоясавшиеся руки и ноги. Не убил Грызуна.

Грызун лежал поперек скамьи для накачки пресса, хрипел и истекал кровью. Охранники гигантскими скачками мчались к Гоше, на ходу целясь из игольников. А Гоша стоял, рассматривал свои могучие клешни и настороженно прислушивался к своему "я". Что это с ним случилось, что за рецидив жестокости? Что за дрянь радостно рванулась из подсознания, едва только представился повод пустить в ход кулаки? Уж не приснопамятный ли Иштархаддон снова объявился на задворках серого вещества? Нет, быть такого не может. В этом эпизоде для Хадди не оставлено ни малейшей лазейки.

Громилы набежали толпой, скрутили безропотного Гошу и поволокли его на разборки к начальству.

* * *

Как ни странно, ничего Гоше за драку не сделали, в карцер не посадили. Наоборот, Блохин дал понять, что выдает Гоше как бы лицензию на укрощение строптивого Грызуна. Вариант политики "разделяй и властвуй".

Гоша лицензией не воспользовался. Он и так был изрядно перепуган своей агрессией – прорвавшейся из глубины и почти неконтролируемой. Неприятно ему было даже думать о том, что снова придется тронуть кого-то хоть пальцем. Имелись у него веские подозрения, что любая мелкая стычка неминуемо перейдет в безжалостное избиение. Туго свернутая пружина жестокости все еще таилась в его душе, ждала повода, чтобы расправиться.

Впрочем, Грызун не требовал дальнейшего укрощения – хватило ему. Синяки сошли с его одутловатой физиономии через пару недель, но память о гошиных кулаках вбилась в башку крепко. От девиц Грызун старался держаться подальше, на прогулках вел себя тихо, большую часть времени шушукался о чем-то в углу с корешем своим Лысым.