— Вы хотите сказать, что он тянул эти буи вниз просто ради спортивного интереса?

Показались первые зонтиковые снасти, и Шарп поднял их на борт. Приманки были на месте, целые и невредимые. Через минуту подняли вторую снасть, затем третью. Никто не притронулся ни к одной из них.

Когда появился четвертый зонтик, Шарп поднял руку и Дарлинг замедлил движение лебедки.

— Господи! — проговорил Шарп, доставая снасть. — Как будто ее переехал поезд.

Снасть была раздавлена, проволока туго закручена вокруг троса. С тросом и проволоками сплелись кусочки белого мышечного волокна. Две наживки были нетронуты, они все еще болтались на крюках, но остальные исчезли, и от крюков не осталось ничего, кроме пары дюймов изжеванного ствола.

Камера Тэлли работала беспрерывно, его глаз был прижат к видоискателю. Дарлинг подержал один из крюков перед камерой.

— Их невозможно разогнуть, да? Невозможно переломить? Смотрите, док, тот, кто находится там, внизу, не просто разогнул их, он их откусил.

Шарп подобрал со снасти несколько белых волокон, и они оставили едкую вонь на его пальцах. Он поморщился и вытер ладони о брюки.

— Это архитеутис, — воскликнул Тэлли. — Это запах аммиака. Он оставил нам свою визитную карточку.

Он выключил камеру.

— Разве от других животных не воняет аммиаком? — спросил Дарлинг.

— Не так сильно, как от архитеутиса. Это как бы его подпись и главное основание для наших — хоть каких-то — знаний о нем. Никто не видел ни одного живого архитеутиса. По крайней мере, в этом столетии, за исключением единственного случая, когда в сороковых годах он убил несколько человек, и то все происходило в темноте и никто по-настоящему не разглядел животное. Но люди видели мертвых гигантских кальмаров: двух вынесло волнами у Ньюфаундленда в шестидесятые годы. Они были выброшены на берег, а не потонули, оттого что, в отличие от рыб, не имеют плавательного пузыря. Их плоть пропитана ионами аммиака, а удельный вес ионов аммиака немного меньше, чем морской воды. Он составляет одну целую двадцать одну тысячную по сравнению с одной целой двадцатью двумя тысячными, если вам это интересно. Я видел мертвых кальмаров, капитан, и они не просто пахли аммиаком, они были пропитаны этим запахом. — Тэлли повернулся к Мэннингу. — Это он, Осборн. Он здесь, вне всяких сомнений. Мы нашли его.

— Послушайте, док, — проговорил Дарлинг. — Вы или сошли с ума, или хитрите с нами. Поймать на крюк гигантского кальмара невозможно. Его невозможно поймать при помощи подводного аппарата. Тогда скажите, ради бога, каким образом вы думаете изловить его?

Тэлли заявил:

— Живыми существами управляют два примитивных инстинкта, капитан, не так ли? Один из них голод. А какой второй?

Дарлинг взглянул на Шарпа, тот пожал плечами:

— Не знаю. Секс?

— Да, — подтвердил Тэлли. — Секс. Я собираюсь изловить гигантского кальмара при помощи секса.

Ящики Тэлли были пронумерованы, и он внес подробное описание их содержимого в таможенную декларацию. Теперь он заглянул в этот список и с помощью Шарпа и Дарлинга рассортировал ящики и разложил их на кормовой палубе в строгом порядке.

Мэннинг стоял в стороне и пристально разглядывал воду. Дарлингу казалось, что американец сводил все свое существование к одной мысли, имеющей одну направленность, при этом он отбрасывал все наслоения социальных установлений и сосредоточился только на одном неудержимом побуждении — убить. В прошлом Дарлинг встречал таких людей — людей, потерявших всякие представления о безопасности; на судне не было ничего опасней, чем они.

Когда Тэлли удовлетворился расположением своих ящиков, он подозвал Дарлинга и Шарпа к длинному алюминиевому ящику размером с гроб, который закрывался на защелкивающиеся замки. Тэлли открыл замки и поднял крышку.

— Признайтесь, — сказал он, — разве это не самая сексуальная штука, какую вам приходилось видеть?

То, что было уложено в пенопласт, показалось Дарлингу похожим на шестифутовую кеглю, сделанную из какого-то нового вида пластмассы и окрашенную в ярко-красный цвет. Сотни крошечных крючков из нержавеющей стали свисали на шарнирах по всей длине предмета, а на верхней части было вделано трехдюймовое кольцо из нержавеющей стали.

Тэлли поднял этот предмет за кольцо и передал Дарлингу. Устройство весило не больше десяти фунтов, а когда Дарлинг постучал по нему, то послышался глухой звук.

— Я сдаюсь, — признался Вип и передал предмет Шарпу.

— Это гениально, абсолютно гениально, — заявил Тэлли.

— Очевидно, да, — согласился Дарлинг. — Но в чем состоит гениальность?

Тэлли забрал устройство у Шарпа и, взяв за оба конца, держал перед собой.

— Считайте это, — начал он объяснение, — телом, головой и торсом архитеутиса, тем, что мы называем мантией. Как правило, тело гигантского кальмара — независимо от вида, будь то dux, japonica или sanctipauli — составляет около трети всей его длины. Поэтому данный предмет представляет собой животное, общая длина которого, включая руки и щупальца, составляет восемнадцать или двадцать футов.

— Детеныш, — сказал Шарп. — Подросток.

— Не обязательно. Во всяком случае, это не важно, сексуальное влечение не замечает размеров. Даже если наше животное, как я думаю, в четыре или пять раз больше этого, инстинкт толкнет его к размножению. Если зверь самец, то он пожелает отложить свою сперму в этой штуке, если самка, то она захочет, чтобы ее оплодотворили.

— Ради какого черта эта тварь пожелает иметь что-либо общее с куском пластика? — спросил Дарлинг.

— Вот здесь-то и проявляется гениальность. — Тэлли начал отвинчивать стальное кольцо. — Я потратил годы, разрабатывая химический состав, в совершенстве воспроизводящий аттрактант размножения архитеутисов. За некоторое время я смог добыть образцы плоти двух мертвых кальмаров. Я вырезал яйцевод большой самки, которая попала на мель в Новой Шотландии, а затем, два года назад, я услышал, что на Кейп-Код была вынесена волнами часть мантии самца. К тому времени, когда я попал туда, от кальмара осталось немного, птицы и крабы поработали над ним. Но часть плоти была засыпана песком и таким образом защищена, и я смог добыть весь сперматофорный мешок. Он был более трех футов длиной. Месяцами я исследовал обе части, мужскую и женскую, при помощи микроскопов, спектроскопов и компьютеров. В конце концов я смог синтезировать химический стимулятор.

— Вы уверены? — спросил Дарлинг. — Вы когда-нибудь испытывали его?

— В природных условиях? Нет. Но в лаборатории — да. С научной точки зрения — это вполне обоснованно. Не буду утруждать вас научными подробностями, но так же, как собака в период течки испускает мускусный запах, так же, как люди реагируют на тестостерон и феромоны и все другие гормональные сигналы, гигантский кальмар реагирует на химические вещества, испускаемые другими особями этого вида во время периода, соответствующего тому, что у млекопитающих называется периодом течки. — Он прижал палец к отверстию под стальным кольцом. — Флакон жидкости, вылитый сюда и растворенный в морской воде, просочится через крошечные отверстия, расположенные за каждым крючком. Это создаст след, который протянется на мили. Архитеутис поймет, что кто-то его вида готов к размножению, и это будет зов природы, которому зверь не сможет противиться.