В настоящей жизни, когда я только пришла в монастырь, моим послушанием было ухаживать за драконами. Каждую осень драконы линяли — сбрасывали часть чешуи. Все это выметалось, сжигалось. И вот через десять лет, когда я уже стала аббатисой, а драконы умерли, мне зачем-то понадобилось зайти в сарай, где они раньше жили. В полу, в щели между досками, что-то синело, я подняла завалившуюся туда чешуйку и случайно порезала руку острым краем. Ранка быстро зажила, но после этого я до конца жизни ничем не болела. Хотя до этого простужалась каждую весну и осень.

Когда это произошло снова, в Отражении, я неожиданно поняла, что могу управлять телом. С трудом, неуклюже, но могу. По правде, я редко пользовалась этой возможностью, уж слишком много сил на это уходило. Ну, ты прекрасно знаешь, как это. Но меня радовало уже то, я могу хоть что-то изменить, сделать иначе. И я не сомневалась, что это связано с драконьей чешуей.

Мне оставалось примерно два года до смерти, когда я пошла в грот проверить, все ли в порядке с яйцами. Я держала одно из них в руках, осматривая, не повредила ли его крыса или еще какая тварь, и вдруг услышала снаружи шум. В настоящей жизни я не обратила на него внимания, но тут не удержалась и обернулась. Яйцо выскользнуло у меня из рук и разбилось. Я знала, что ничего страшного не произошло, что это никак не повредило будущему дракону в настоящей жизни.

Конечно, можно было просто выбросить скорлупу и зародыша на мусорную кучу, но что-то словно удержало меня. Я подумала: если ранка от драконьей чешуи дала мне хоть какую-то свободу, что будет, если я… съем содержимое яйца? Но заставить себя съесть живого… ладно, похожего на живого зародыша я не смогла. Решила сварить. Варился он долго. Как видишь, чешуи у него еще нет, но очень твердая кожа. Наконец он разварился и превратился в какое-то синее желе, отвратительное на вкус. Поверь, тот отвар, который ты пила, по сравнению с ним — мальвазия. Слышите, мастер Энтони? Надеюсь, вас не вырвет.

Когда я съела все, сначала ничего не произошло. Я даже подумала, что зря мучила себя этой отравой. И вдруг внезапно поняла, что мне уже не надо прилагать столько усилий, чтобы сделать шаг или пошевелить рукой. Мое тело по-прежнему помнило все, что делало когда-то, и если я давала ему свободу, повторяло все запомненное до последней мелочи. Но если я хотела сделать что-то свое, оно легко подчинялось. Я жалела только об одном — что все это произошло так поздно.

— Но что мешало вам в следующий раз сварить яйцо еще в Баклэнде? — удивилась я.

— Ничего, — усмехнулась сестра Констанс, снова мешая варево. — Это не понадобилось. Когда я умерла и снова оказалась в монастыре, тело слушалось меня с первой же минуты. Оно запомнило эту свободу так же крепко, как и все остальное. Конечно, трудно назвать это настоящей свободой, ведь я все равно жила все ту же самую жизнь. Но по сравнению с первым повторением она была действительно вольной. Хотя и ограниченной тем местом, где я находилась. Сначала монастырь и соседний городок, потом эта вот хижина и то, что неподалеку от нее.

— Тогда почему вы не уверены, что драконий суп сможет помочь Тони? — спросила я. — Вам-то он помог.

— Да потому, что он еще не умер. И он не связан с кольцом. Хотя… теперь, похоже, уже связан.

Если б у меня все еще было тело, наверно, оно мгновенно взмокло бы от ужаса.

— Вы хотите сказать?.. Я попала в тело Маргарет, и кольцо притянуло меня к себе. И Тони тоже в ее теле, значит, и он?.. Значит, мы оба… прокляты?!

— Светлана, не усложняй все более того, чем оно уже есть, — поморщилась сестра Констанс. — Да, кольцо притянуло тебя к себе, и муж твой тоже теперь к нему привязан, но это вовсе не значит, что ты должна вот-вот умереть, а его род прервется. Ведь ты этого боишься?

— Ну… да, — поколебавшись, призналась я.

— Разве тебя — именно тебя — кто-то спрашивал, какой выбор ты сделаешь? Разве мастер Энтони надел кольцо, будучи мужчиной по плоти? Мне думается, все, что произошло с Маргарет, — это какое-то чудовищное недоразумение. То, чего никак не должно было случиться. Нарушение закона. Наш мир — старший, и кольца должны находиться в нем. Никак не в вашем.

— Нарушение закона произошло, когда кольца от жриц Анахиты попали к христианским монахиням, — неожиданно вмешался Тони. — Вы не согласны?

— Нет, — спокойно ответила сестра Констанс. — Не согласна. Вы не знаете, как это произошло, мастер Энтони. И я не знаю. Но это была не случайность. Возможно, в Оверни вы все поймете. Более того, это ваша единственная надежда. Я могу вам сказать только одно. Эти кольца должны сохраняться и передаваться из поколения в поколение. Это необходимо. Вот и все.

— Ну что ж, одного кольца уже нет, — хмыкнул Тони. — Разве что-то изменилось?

На мгновение мне показалось, будто я знаю, что изменилось. Но нет, это было слишком притянуто за уши. После того как мистер Яхо уничтожил кольцо Маргарет, прошел год. Да, многое стало другим для меня, но не для всего мира. Мир этого не заметил. Или?.. Нет, не заметил.

— Ну вот, готово, — сестра Констанс не ответила на вопрос Тони. — Сейчас выставлю за дверь, чтобы побыстрее остыло. Не думаю, что вам захочется есть это, дуя на ложку.

— Лисы не сожрут? — спросила я.

— Лисы? — усмехнулась аббатиса. — Вряд ли найдется какая-нибудь лиса, которая по доброй воле сожрет вареного дракона. А пока будет остывать, расскажи-ка нам обо всем. Как я поняла, мастер Энтони тоже ничего не знает.

— Вы не могли бы не звать меня «мастер Энтони»? — ядовито поинтересовался Тони.

— А как мне вас называть? Леди Маргарет? — не менее едко отпарировала сестра Констанс.

— Просто Тони. Или хотя бы Энтони. Без «мастера». Если никак, то мистер Каттнер, это хоть привычно.

— Мистер? — сморщила нос сестра Констанс. — Это у вас так говорят? Ладно, пусть будет Энтони.

Я начала свой рассказ с того момента, когда оставила сестру Констанс и оказалась в Рэтби, рядом со спящей Маргарет. Сначала у меня не получалось думать сразу для двоих, кто-то из них меня не слышал, но потом я представила, как мои мысли раздваиваются, как будто река, разделяющаяся на два рукава. Думать, разумеется, получалось быстрее, чем говорить, и понимали меня тоже быстрее. О чем-то я уже рассказывала Тони в Скайхилле, но не обо всем — уж слишком много сил отнимали разговоры.

Странно, но я больше не смущалась, когда пришлось думать о самых пикантных моментах. Это была слишком важная часть истории, чтобы ее можно было опустить, беспокоясь о целомудрии старой монахини. Но если уж это не смущало ее, почему должно было смущать меня? Потому что люди обычно не рассказывают посторонним людям о своей интимной жизни? Увы, это была вовсе не моя интимная жизнь, и от нее зависело чрезвычайно многое.

Закончила я тем, как почувствовала запах дыма и изо всех сил пыталась внушить Тони, что надо ехать дальше, а не ждать неизвестно сколько времени, пока не появится мальчик.

— Вы думаете, это тоже кольцо? — спросила я. — Кольцо помогло передать мне свои мысли Тони?