Естественно, что Людмилу Мизинцеву я в подробности посвящать не стала, неохотно согласилась взять сундук мертвеца, но потребовала тару. Не потащу же я эту мерзость с собою в открытом виде, у меня после неё другая клиентка, она может испугаться. Людмила тут же принесла большой пластиковый пакет с белыми и розовыми поперечными полосами, сама упаковала суму, потом вымыла руки – вот что значит медицинский работник.

Следующая просьба Люды Мизинцевой оказалась похлеще мертвецкой сумки, хотя за всё вкупе Людмила посулила неплохую сумму в твердой валюте. Ей очень захотелось, чтобы я нанесла второй визит бывшей сопернице Наталье Сыроежкиной и поставила надобную точку. «Точка» вышла пространной и любопытной. Чтобы изложить повесть с хэппи-эндом, Людмила приготовила кофе и пригласила меня в разоренную кухню, где вывороченные внутренности полок и шкафов были обильно пересыпаны порошком от тараканов и муравьёв, останки насекомых также попадались в изобилии. Людмила извинилась за неприглядные подробности, но мотивировала развал и гекатомбу близким переездом.

Кофе вприглядку с сушеными тараканами сопровождался историей. В то время, когда я шлялась по критским лабиринтам, а бедный дед совершал последний обход помоек, в семье Мизинцевых произошел кризис с благоприятным исходом. Наши с Валентином усилия принесли плоды, супруг Анатолий Мизинцев глянул на своё поведение и ужаснулся, в особенности его сразил факт анонимных звонков в семью. Так или иначе, но с Натальей С. он стал завязывать, и ей это совсем не понравилось. На Веерную улицу она больше не звонила, но взамен взялась доставать Мизинцева на службе, требовала свиданий и объяснений, обещала разоблачения, вообщем, начала злостно надоедать. Мизинцев пытался скрыться, не подходил к служебному телефону, но Наталья не угомонилась. В один прекрасный день она обманула девочку из офиса и добралась до фирменного менеджера по кадрам, американца-стажёра Джона Берковски. Такое Мизинцеву выпало везенье.

Обманутая дежурной американской любезностью и неплохим знанием русского языка, Наталья Сыроежкина выложила мистеру Берковски подноготную своей интимной жизни с мистером Мизинцевым, пожаловалась, что его старая жена упорно противится заключению нового брака. Для довершения светского впечатления Наталья поведала мистеру Берковски, что у них случилась неприятность, в квартиру ворвались цыгане, напугали маму с дочкой и произвели тотальное опустошение. Поэтому Наталья добивалась разговора с Мизинцевым, хотела поплакаться, а жена запретила ему подходить к телефону. Не может ли мистер Берковски поговорить с мистером Мизинцевым?

Разумеется, Джон Берковски с мистером Мизинцевым тут же побеседовал, был корректен, но объяснил, что даже самые полезные работники не должны обременять фирму своими личными проблемами, а фирма, между прочим, придерживается консервативных традиций и ценностей. Тем более, что история с цыганами ему лично не импонировала, он даже затрудняется объяснить отчего. Эту часть информации Людмила получила неформально, от дружественной девочки из канцелярии, та решила, что жена должна знать. Мистер Мизинцев внял голосу фирмы и пошел к жене за советом, ей он доложил, что телефонная шантажистка прорвалась на службу, наклеветала начальству, теперь семейству Мизинцевых надо сплотиться и дать продуманный отпор. В семейный совет можно включить «Аргус», они зарекомендовали себя неплохо, мистер Мизинцев финансирует их дальнейшее участие. Для исполнения задуманного миссис Мизинцева предложила мне следующий план действий.

Обиженное, но дальновидное семейство Мизинцевых: мистер, миссис и мисс – пришло к циничной мысли, что от Натальи Сыроежкиной просто не отделаешься, придётся поступиться некоторой суммой, тем более, что после ограбления Наталья наверняка находится в стеснённых обстоятельствах и особенно чиниться не будет. Предложить деньги, поторговаться и успокоить шантажистку надлежало профессионалу, то есть Екатерине Малышевой, младшему компаньону «Аргуса». Мизинцевы охотно вкладывают в дело пять миллионов рублей, но сколько перепадёт Наталье, а сколько осядет в «Аргусе» – личное дело самого «Аргуса». От себя, включая поручение с мертвецкой сумкой, Людмила добавляла секретную сумму, тоже весьма ничего себе.

Малоприятное поручение с новым заходом в квартиру № 71 финансово себя оправдывало, вот если бы удалось подсунуть им сумку покойной тети Сани и уговорить подождать её прихода. Но нет, то было бы лишней жестокостью, сундуком мертвеца пусть занимается Отче Валентин, когда оклемается после визита Татьяны, которую я, помнится, что послала ему с утречка.

Длить визита Мизинцевым я не стала, забрала деньги без всяких расписок, чуть не забыла полосатую сумку и распрощалась с Людмилой практически навечно, если не возникнут форс-мажорные обстоятельства. Тогда она объявится, пока связь обрывалась ввиду отсутствия телефона в коттедже. Так я ей и поверила, но дело было изначально не моё. Как информатор на Веерной улице Людмила себя исчерпала, а её цветущий и довольный вид предполагал, что утешение прошло радикально. Этот круг деятельности завершился.

Прощай, скучная бесполезная Веерная улица, думалось мне, прощай галерея «Утро века», куда мне заказан вход, вот переговорю с Ниной Уланской и finita! Странное дело, поднятое на полдороге и там же брошенное, останется напоминанием о ненужной суете и собственном необдуманном поведении на протяжении многих дней и недель. В русле невнятного дела о смерти Рыбалова меня несло по всем ветрам, морям и странам, я ничего не планировала, не решала сама, только неслась вслед чему попало по чужим указкам, и вот вам, вернее, нам результат.

Прежняя жизнь напрочь разрушилась, зато пришли шальные деньги и непредвиденные приключения, в них я принимала участие, как во сне, почти ничего не понимая и не контролируя. Пьесу, помнится, проходили на втором курсе под названием «Жизнь есть сон», сочинение испанского автора по имени Кольдерон. Он знал, что в жизни иногда так бывает, хотя обстоятельства снов, как помнится, были иными, ну да ладно!

Тем временем наяву жутко не хотелось идти к Нине Уланской, дополнительно смущали подарочек с того света в полосатой упаковке и пять миллионов для Натальи Сыроежкиной. Неужели придется ехать и к ней? А надо, не таскаться же с миллионами, как гражданин Корейко из иных литературных снов о свободе и богатстве. Значит, потом я поеду домой, а не во флигель, поволоку с собою жуткую сумку и останусь ночевать с ней наедине, ждать визита покойной тети Сани. Замечательная перспектива, видит Бог!

Так ничто ни с чем не сообразовавши, я приплелась к проспекту Вернадского в совершенно раздерганном состоянии духа – никакая разумная организация трудов не помогла! Однако далее дело почему-то пошло легче, может статься, я начала привыкать.

4

Уже на лестнице полутемного подъезда, где квартировала Нина Уланская, я поняла, что в воздухе что-то изменилось. То ли магнитная буря прошла и рассеялась, оставивши в мозгах пустоту, то ли Нина ждала меня настоятельнее, чем в прошлый раз, но я шла наверх, почти как к себе домой, такое случилось предчувствие. На площадке стало ясно, что ощущения имеют музыкальную природу, из-за двери шла мощная волна заунывных звуков и доносилось пение, похожее на протяжную жалобу совсем юной неприякаянной души.