— Не зря их называют нечистыми, — сказал Санех.

Хека зажмурился от сильнейшей досады. Оказывается, он совершенно зря только что расстался со своим главнейшим сокровищем. Его бы и так не убили. Однако немного утешал смех генерала, прозвучавший в ответ на его поразительное сообщение. Может быть, вооружённый гусь глуп? Не понял, не поверил!

Яхмос пришёл в состояние приятного возбуждения. Так бывало с ним всегда, когда появлялась возможность не томиться в ожидании, но действовать. Расстановка сил была теперь ему совершенно ясна. Шахкей изготовился к тому, чтобы захватить подарок Птахотепа. Не совсем понятно, зачем он ему, разве что для того, чтобы попугать Аменемхета, но они и так уже сговорились, ещё до захвата ладьи Птаха. Однако в данный момент не было времени и желания думать в этом направлении. План начальника гарнизона был ясен. Вопрос состоял в том, а надо ли его срывать? Можно было бы попробовать предупредить Небамона, чтобы он не причаливал в условленном месте, а поднялся выше по речному рукаву и вошёл в камышовый канал южнее Темсена. Туда азиатам ни за что не добраться, тем более незаметно. Можно было и просто пугнуть людей Шахкея, показать им, что они обнаружены. Судя по всему, их там немного, они уйдут. Но Яхмосу эти выходы не годились. Это выходы труса, уклоняющегося от решительных шагов. Пусть всё идёт так, как задумано. Жрецы предупреждены. Как и задумано с самого начала, они увидят не только блистательную высадку Птаха, но гиксосское побоище подле неё. Нечистые сами обнажат оружие, и оружием же будут поражены. Даже пропитанные азиатским страхом бритые головы святош это впечатлит.

— Хнумхотеи!

Отпрыску благородного рода Мах было приказано с его полком скрытно выдвинуться к горной гряде и тихо осесть в ближайшем углублении, заросшем кустарником. И в тот момент, когда гиксосы из рощи бросятся к швартующейся ладье, ударить им в левое плечо и спину.

В эту ночь Шахкей не ложился спать. Фиванская питатель азиатской конницы была расположена намного выгоднее мемфисской, прямо у воды. Через неё было удобно и атаковать Фивы, и бежать из них. Да не допустит Сет до этого. С помощью разосланных во все концы патрулей начальник гарнизона был полностью осведомлен о том, что происходит в городе. Ему было известно, что полумертвец Камос плавает в собственном поту, в собственной постели. Верховный жрец Аменемхет молится в одном из алтарей громадного храма. В каком именно, неизвестно, ибо тайны храма давно уже не полностью проницаемы для гиксосского любопытства. Погасли светильники в домах добродетельных фиванцев, только собаки переругиваются с шакалами на окраинах. Серп луны, как завалившаяся на корму ладья, плывёт по звёздному небу — тлеющее напоминание о той, другой ладье, что не менее бесшумно режет где-то внизу тёмную нильскую воду.

Шахкей обошёл внешние посты, обошёл внутренние, дважды заглядывал в конюшни. Запах конского пота действовал на него успокаивающе. Там он долго стоял у яслей своего любимого коня Бодо, давая ему облизывать свою правую руку, в которой перед этим подержал кусок каменной соли. Шахкей тихо разговаривал сам с собой и всё время расчёсывал шею той рукой, что не облизывал Бодо. С каждым часом ему всё меньше и меньше нравилась операция, которую он сам же и затеял. Во что он ввязался, если разобраться? Он собственными руками должен вырвать у драчливого египетского гуся повод к началу немедленной войны против Авариса. Но, порази неразумного Сет, разве не именно о войне мечтал он сам, начальник гарнизона, все последние месяцы, о решительной схватке, пока не поздно, с возрастающей силой молодых номархов?! Каким-то непонятным образом этот лукавый демон Аменемхет заставил его, Шахкея, совершать абсолютно ему, Шахкею, невыгодные шаги. О, да, добыть небывалого мальчика и скрыть от Яхмоса тайну смерти Бакенсети. Это большое отличие перед Апопом, но для этого приходится вести себя противно собственной натуре и своим сокровенным планам.

Как-то так получилось, что верховный жрец, будучи полностью с ним откровенен, тем не менее обвёл его вокруг пальца. Бросив конному надсмотрщику большой кусок, он себе оставил ещё больший. Дал ему возможность возвыситься над самоуверенным молодым Яхмосом, но сам в результате незаметно возвысится над ним, Шахкеем. Он окончательно станет главным в Фивах, а Шахкей и Яхмос останутся просто базарными драчунами, что выходят с дубинками в круг, но драку начинают только по приказу настоящего хозяина, что сидит в сторонке, в тени под опахалом.

Во что превратится жизнь в этом городе? Под незаметным пологом власти Аменемхета можно будет вырастить по-настоящему опасного зверя, с которым уже не будет сладу.

Но, как говорят хетты, пока колесница не набрала ход, с неё можно спрыгнуть. Ещё не поздно послать гонца к Захкею, чтобы он тихо увёл своих людей из рощи. Пусть Яхмос получает своего мальчика, пусть будит, пусть выводит к своим бритоголовым старцам. Это война! Но дело в том, что он-то, начальник царского гарнизона, к ней готов уже сейчас. Пока Яхмос соберёт силы из возмущённых городов, в Фивы придёт помощь и от соседей, и из дельты. Лошади передвигаются быстрее пеших людей. Удар будет такой силы, что на сто лет ни у одного, даже и сумасшедшего египтянина не родится больше мысль о бунте.

Шахкей крикнул к себе посыльного. Он вбежал в конюшню и замер перед господином. Тот не отдавал приказа. Рассеянно облизывал остатки соли с пальцев.

Но что он завтра скажет Аменемхету? И какое послание тот отправит в Аварис от своего имени? Начальник гарнизона держал в своих руках мальчика, разыскиваемого царём, и не сделал того, что от него требуется?

Бодо всхрапнул и шумно затряс головой, как бы показывая хозяину, что нужно сделать со всеми этими мыслями. Шахкей тоже издал звук, похожий на храп или скорее на звук, который издаёт человек, схваченный за горло. Начальник гарнизона таким себя и ощущал. Невидимая рука Аменемхета сжимала ему горло, и он не знал, что ему делать. Он велел посыльному — уйди. Тот исчез, но почти сразу же заменился другим. Тот примчался от Захкея, младшего брата начальника гарнизона, что послан был старшим в павианову рощу.

Что?!

Захкей докладывал о скрытном, очень осторожном перемещении большой массы египетских пехотинцев из Темсена по направлению к роще.

Ловушка!

В голове начальника гарнизона затеялось калейдоскопическое перестроение, вся ситуация оказалась освещённой совсем с другой стороны. Он испытывал и огромное облегчение, и холод какой-то новой ответственности. Да, теперь он был свободен от пут старых планов, но не представлял себе, что делать дальше.

Получалось так, что Аменемхет предупредил Яхмоса.

Но зачем ему это надо?

Может быть, он, старый конный надсмотрщик, в слишком высоких помыслах заподозрил этого хитрого жреца с полуопущенными веками? Египтяне, оказывается, заодно! Может быть, прямо в эти мгновения ладья Птаха подходит к берегу. Бросившийся к сходням отряд Захкея будет истреблён, а верховный жрец, тайно перебравшийся из города в крепость, сам лично предъявит жрецам доставленного мальчика?! Всё ложь, всё притворство: и вражда храма с номархом, и вражда Фив и Мемфиса. Столько лет всё это старательно изображалось, чтобы успокоить Аварис, а под прикрытием этого обмана кропотливо корпело над планом восстания неизбывное египетское коварство! И начнётся война обеих египетских столиц против Авариса.