И все же упомянутый заговор кажется странным. Уже проведена реформа Эфиальта, и ареопаг лишился немалой части своих полномочий. Но недовольство заговорщиков вызывало не это, а строительство Длинных стен, т. е. укрепление города и флота. М. Оствальд полагает, что усиление флота вследствие строительства Длинных стен оставляло беззащитными поля афинян в случае нападения противника, тогда как феты, служившие на флоте, не пострадали бы совсем[855].

Но главное в данном случае в другом. Очевидно, что вплоть до реформ Эфиальта мы не видим никаких осязаемых конституционных изменений, которые могли бы расцениваться как результат возросшего значения демоса или свидетельствовать о росте его влияния. С уверенностью можно говорить лишь о росте влияния низов, проявляющемся в смещении социального баланса от гоплитов к фетам, которые становятся теперь центром притяжения[856]. В. Шуллер отмечает возросшую активность афинского народного собрания (экклесии), говорит о количественном росте вырезанных на камне надписей[857]. Тогда же начинается публикация списков павших в сражениях афинян[858]. Однако значительная часть упоминаемых им надписей, опубликованных в IG I3, относится к более позднему времени – 50-м годам V в. до н. э.[859] Публикация списков павших была, надо думать, результатом начавшейся в середине 60-х годов, т. е. еще при Кимоне, практики государственных погребений. Правда, Ф. Якоби в свое время высказал предположение, что эта демократическая по своему характеру мера не может быть связана с Кимоном[860]. Однако в современной литературе это установление чаще всего связывают именно с Кимоном[861]. На наш взгляд, в этом нет никакого противоречия. Общественные погребения, помимо прочего, копировали спартанскую практику, поэтому их учреждение резонно связывать именно с лаконофилом Кимоном[862].

Несколько ранее вопрос о характере влияния морского союза на афинскую демократию был поставлен в статье М.А. Кондратюка. Начиная разговор, он прежде всего отмечает роль аристократии и политиков аристократической ориентации – таких как Аристид и Кимон – в организации Афинского морского союза[863]. Фактором же, способствовавшим демократизации в Афинах, названный автор считает форос, позволивший ввести оплату ряда должностей и, в частности, судей[864]. Однако и в этом случае речь идет о времени Перикла, т. е. о более позднем периоде.

Другие исследователи склонны связывать прогресс демократии с возникновением морского союза, превращавшегося в империю (архэ). Появление империи, по мысли В. Шуллера, приводит к тому, что он называет «взрывом задач»[865]. Иначе говоря, трансформация морского союза в архэ порождала большее количество проблем, требующих решения, а равно и активного участия тех, кто занимался их решением (high level of participation, по словам П. Родса)[866]. Но какое отношение все это имеет к демократии? Большее участие в работе политических институтов (high level of participation) характеризуют, на наш взгляд, не изменения государственного механизма, а особенности его функционирования[867].

Другими словами, сказанное выше не позволяет говорить о прогрессе демократии в рассматриваемый нами период, во всяком случае в институциональном смысле этого слова. Ведь не было произведено никаких политических преобразований и реформ. Зато существенные изменения произошли во внеинституциональной сфере и в сознании. Следствием Морской программы Фемистокла было то, что демос ощутил себя значимым компонентом созданной политической системы[868].

Особенно наглядно это демонстрирует Плутарх в биографии Фемистокла. Он (Фемистокл), повторим сказанное Плутархом, «старался и весь город приспособить к морю; он держался политики, некоторым образом противоположной политике древних афинских царей. Последние, как говорят, старались отвлечь жителей от моря и приучить их к жизни земледельцев, а не мореплавателей. Поэтому они распустили басню, будто бы Афина, споря с Посейдоном из-за этой страны, показала судьям маслину и победила. Фемистокл не то чтобы “приклеил Пирей” к городу, как выражается комик Аристофан, а город привязал к Пирею и землю к морю. Этим он усилил демос против аристократии и придал ему смелости, так как сила перешла в руки гребцов, келевстов и рулевых» (Plut. Them. 19). Далее Плутарх говорит о тридцати тиранах, которые повернули установленную на Пниксе трибуну прочь от моря. Это, по-видимому, следует понимать так, что именно при Фемистокле она была повернута в сторону моря.

Усилению самосознания демоса, безусловно, содействовало создание морского союза и превращение Афин в гегемона. М. Оствальд связывает развитие демократических тенденций в рассматриваемые годы не с ростом притязаний демоса на участие в политической жизни, а с экономическими преимуществами, которые создавались для него самим фактом существования империи[869]. Но если доверять приведенным выше отрывкам из биографии Аристида, написанной Плутархом, можно предположить и рост притязаний, которые, впрочем, не были воплощены в конкретных конституционных актах.

Другими словами, в какой-то мере можно говорить об активизации демоса и, в частности, фетов, которые, по-видимому, начинают играть более активную роль, но пока не в политике, а в общественной жизни. И связано это было с двумя причинами. С одной стороны, с возросшей ролью демоса на флоте, а с другой – с превращением Афин в империю. Последнее проявлялось в гегемонии над союзниками, которая могла быть только коллективной, т. е. осуществляться всеми афинянами. Пожалуй, в этом контексте следует понимать выдвинутую Аристидом политическую программу, о которой шла речь выше, и ранее упоминавшийся призыв к афинянам переселяться в город, прозвучавший после создания морского союза (Arist. Ath. Pol. 24. 1–2)[870].

Усиление влияния демоса приводило к некоторым изменениям в политической сфере. В частности, можно говорить об актуализации борьбы за простасию. В предыдущей главе мы уже высказывали предположение о том, что соперничество Фемистокла и Аристида следует понимать как борьбу за влияние на демос, т. е. за простасию. Любопытной особенностью этого периода будет то, что они оба станут простатами демоса. Хотя их деятельность будет разворачиваться в различных сферах: если Фемистокл укреплял свои позиции в народном собрании, то Аристид блистал в судах.

В народном собрании вплоть до своего изгнания по закону об остракизме доминировал Фемистокл. Не исключено, что именно он выработал тот стиль политического лидерства, который будет характерен для афинских демагогов типа Клеона[871]. Судебная деятельность Аристида продолжится и после возвращения из изгнания. Именно в это время он приобрел репутацию Справедливого, выказав свои наилучшие качества при разбирательстве гражданских исков. В «Афинской политии» говорится о том, что Аристид, в отличие от искусного в военных делах Фемистокла, был опытен в гражданских делах. Если Фемистокла, замечает Аристотель, афиняне использовали как стратега, то Аристида – как советника (Arist. Ath. Pol. 23. 3). Благодаря этой репутации, в момент создания Делосской симмахии он и будет приглашен союзниками для определения размера фороса (Arist. Ath. Pol. 23. 4;