Отец степенно хлебал «хаш» ложкой и мрачно поглядывал на меня. От него уже пахло чем-то алкогольным, хотя на столе хмельных напитков не стояло. Закусив отварным мясом и покромсав зубами хрящевые ингридиенты холодца, я отвалился спиной на стену у которой стояла моя скамья.

— Ты, — начал отец, — стал совсем другим, Федюня. Ты ведёшь себя, словно не я твой отец, а ты мой. Нет в тебе прежнего уважения ко мне. Почтения нет. Выпороть тебя, наверное, надо. Выпороть надо, но ведь ты, наверное, пожалуешься царю на батьку своего? А? Пожалуешься?

— Пожалуюсь, — согласился, кивнув головой, я.

— Так ведь не гоже так. Отец я тебе, или не отец? Ты должен меня уважать и почитать, или нет?

— Я уважаю тебя и почитаю, отец.

— Но ведь харя у тебя дерзкая и взгляд, словно ты на базаре к товару прицениваешься.

— Ты не слышал, что сказал мне царь-государь после того, как во главе прямого стола усадил?

Отец сдвинул брови.

— Не по чину то место тебе. Не слышал. Только видел, как царь пальцем в князей тыкал.

— Он сказал: «Смотри за ними!»

— Да, кто ты такой, чтобы за ними смотреть?! — вскричал отец. — За Шуйскими и Мстиславскими? Кем ты себя возомнил?! Ты даже не вша! Ты гнида на их одеждах. Прожарить в печи и нет тебя. Умерла наша заступница Настюшка, а боярам и князьям мы многим поперёк глоток стоим. Надуют они царю в уши о наших кознях, и зажарит он нас в котлах в конопляном масле. Ты ведь не знаешь, каков он, а мы рядом с ним сызмальства. И тогда он был любителем кошек в котлах варить. Прокрадётся в поварню с кошкой и, раз, её в котёл с похлёбкой. А сам смотрит, как животника орёт и когтями по металлу скоблит. А лекаря как он в масле сварил? Тьфу, живодёр.

— Того лекаря не грех было в масле сварить, — сказал спокойно я. — Сколько лет царя и царицу травил. От того Анастасия и отдала Богу душу.

— Сказывают, ты лечил её? — сменил гневный тон на интерес отец.

— Лечил, да не вылечил. Только не спрашивай, как и почему.

Он снова покачал головой.

— Нет в тебе трепета по отношению ко мне.

— Нет трепета, отец, но уважение есть. Нет трепета потому, что силу в мои руки мне дал царь громадную. А ты сам знаешь, что управлять людьми мягко не получится, как и жонку поиметь мягким удом.

Никита Романович чуть выпучил глаза от удивления.

— Так государь-батюшка мне сказал, когда войско своё вверял. Оттого и харя дерзкая, и взор прям, ибо нельзя мне его опускать и прятать. Пойми это. И ещё прошу понять, что не будет у меня рядом дядек, присматривающих за мной и указывающих, что делать. Где ты видел таких у воевод? Хочешь помочь, пусть будут моими оруженосцами, но выполнять будут только мою волю, а не твою. Иначе не будет, отец. Сейчас готовимся воевать Полоцк. Не до ругани мне сейчас с тобой. Лучше помоги.

Отец к моему удивлению выслушал меня ровно. Видимо сделав определённые выводы из наших с царём отношений на массовой попойке и моём влиянии на стрельцов, обеспечивающих на сборище порядок. Неоднократно в палатах вспыхивали локальные межличностные конфликты, на которые тут же реагировали стоящие то там, то тут стрельцы. А иногда приходилось звать и тех, кто оставался да дверьми в коридорах Грановитой палаты. Маленькими отрядами ладно управляли мои соколы, довольно быстро освоившиеся среди знатных питухов.

Данька, Кузька, Тишка и Максимка, с которыми я Александровской Слободе вечерами проводил что-то типа специальной военной подготовки, неплохо освоили методы контроля и фиксации тела противника, необходимые при мягком задержании, и на «братчине» с успехом использовали свои навыки безболезненного разобщения дерущихся. Так что обошлось без особого членовредительства. Вырванные бороды и волосы на головах были не в счёт.

Иван Васильевич, когда я его в какой-то раз отводил в опочивальню, даже попенял мне на то, что «братчина» получается скучной.

Глава 30

Я удивился и спросил: «Почему братчина получается скучной?». Иван Васильевич ответил, заваливаясь на постель обутым:

— Крови мало. Люблю, когда они друг другу кровь пускают.

— Так это мы запросто! — хмыкнул я. — Только дай волю.

— Рано ещё, — махнул рукой государь. — Подожди, придёт время.

* * *

Моя методика рукопашного боя хорошо ложилась на современные способы ратного дела. Не скажу, что тут был распространён «русский стиль», но мои принципы воздействия на противника не слишком удивили «соколят». Липкость рук, контроль локтя и изломы суставов неизменны в течении времени. Да и научить ребят пользоваться руками и ногами, как холодным оружием, не составило большого труда именно благодаря тому, что основа боя на клинках была одинакова, что у меня, что у них.

Хороший меч стоил очень дорого, а убрать с него зарубки было очень сложно, поэтому здесь в этом времени использовался мягкий стиль ведения боя холодным оружием. То есть воины стремились не отбить, а увести удар мечом. И лишь в крайних случаях, когда уже не хватало сил, закрывались оружием, как щитами. Но, чаще всего, тогда воина просто убивали. Нет в бою сил увернуться — нет и победы.

Благодаря моим «дружинникам» братчина на помин души царицы Анастасии была занесена в летописец, как самая «гуманная».

— Да, твои мальцы действовали ловко и умело. — сказал отец. — Как настоящие воеводы. Малым отрядом руководить так же трудно, как и большим, а тебя они слушались буквально по мановению твоей руки.

Отец вздохнул.

— Понимаю тебя, сын. Свалилась на тебя доля нелёгкая. Выдюжишь ли?

— Время покажет, — пожал плечами я. — Сейчас нужно к битве за Полоцк подготовиться. Вот тут мне твоя помощь нужна, отец. Как воеводы, опытного.

— Ты лучше с дядькой Данилом ближе сходись. Он в прошлом годе был дворовым воеводой, когда они с царём к Коломне татар воевать ходили.

— Мне не советы нужны, а помощь в походе. Ты же пойдёшь воевать Полоцк?

Отец кивнул, не понимая к чему я клоню.

— Не хочешь же ты взять меня под свою руку? — наконец-то с трудом вымолвил Никита Романович. — Как-то неправильно это.

— Конечно же нет, отец. Я думаю о том, чтобы сохранить обоз с запасами. Сам знаешь, наверное, что много повозок не доезжают до места сражения. И кони гибнут, и люди, и разбойники грабят, и сами обозники разбегаются по лесам.

— Я-то знаю, а вот откуда ты это знаешь.