И к большому, очень большому конфликту с Россией. Которая, как правопреемница шахской Персии, имела право на деньги шаха, законное право.

Но он этого не знал и потому шел почти что напролом.

Не понимал он и того, почему участвуют в игре англичане: а все было просто. Англичане участвовали в игре потому, что тоже владели частью информации – и польской, и ближневосточной. Первую они получили, поддерживая польский рокош против России, вторую – поддерживая исламских экстремистов против России. В отличие от России или Священной Римской Империи, они не могли переть напролом, потому что были разгромлены в войне. Но король послал в Рим верного человека для того, чтобы тот наблюдал за ситуацией и, коли представится возможность, попытался перехватить игру.

– Вы хотите сыграть с нами в игру? – вполне дружеским тоном осведомился Ирлмайер. – Хорошо, десять процентов.

– Хм… вам следовало бы знать, что я испытываю слабость к сильным мужчинам, но терпеть ненавижу хамов. Адмирал Воронцов был так любезен… что пригласил меня в Россию… потом. Он даже обещался познакомить меня с Его Величеством императором Николаем… своим старым другом. И я склоняюсь к тому, что следует принять приглашение. Это не говоря про других моих… друзей.

Начальник гестапо посмотрел шантажистке прямо в глаза:

– У вас слишком много друзей, милая. А у мертвецов не бывает друзей. И деньги мертвецам ни к чему.

– Да… про мертвецов. А что это?

Ирлмайер застыл как ледяная статуя. Прямо перед ним, на салфетке, на которой стоит бокал, едва заметно дрожала маленькая красная точка. Красная точка лазерного прицела, установленного на снайперской винтовке. Снайпер держал их под прицелом.

– Чин-чин…

Ирлмайер поднял бокал, стараясь, чтобы рука не дрожала. Бокалы венецианского стекла тоненько прозвенели, сойдясь в мимолетном поцелуе, – и красная точка исчезла, будто ее не было.

– Не следует мне угрожать. Вы должны понимать, что я представляю не только себя. Пятьдесят процентов.

Перед тем как говорить, Ирлмайер отхлебнул из бокала – в горле пересохло. Он просто предположить не мог, что кто-то в здравом уме будет покушаться на начальника гестапо. Такое мог замыслить только… самоубийца.

– Вы… безумны. Ваша доля не может равняться доле империи. Пятнадцать процентов. На большее я не пойду.

Красавица откровенно наслаждалась ситуацией.

– Как сказал один очень умный человек, только глупцы и покойники не меняют своих мнений. Сделаем вид, что я нашла клад. Двадцать пять процентов.

Ну… тварь.

– Хорошо. Договорились.

– На брудершафт? Ваша традиция, немецкая. Скрепим договоренность?

Что касается Ирлмайера, то он был мокрым, как мышь, и с большей охотой поцеловал бы гремучую змею. Но нельзя было показывать перед этой змеюкой хоть каплю страха.

Он разлил вино по бокалам. Они выпили, настало время поцелуя. Он был отнюдь не дружеским… он сам этого не хотел, но…

Чертова ведьма.

– Неплохо, – цинично сказала она, хотя сама же была инициатором, – впрочем, господин адмирал был более настойчив и уверен в себе. Даже не знаю…

Она поднялась со своего места.

– Напишите номера счетов, на которые вы претендуете. Суммы, какие на них есть. Получите в соответствии с нашей договоренностью.

Она облизнула губы.

– Посидите пять минут. Потом уходите. Если понадоблюсь, вы знаете… где меня искать.

Чао.

Минуты две Ирлмайер сидел как оглушенный. Потом поднял руку, подзывая официанта.

– Граппы[63]. Самый большой бокал, какой только есть. Быстро.

В Риме не так-то просто найти место для парковки: улицы узкие, приспособленные для пешеходов, а не для движения машин, особенно в центре. По этой же самой причине итальянцы испытывают необъяснимую для тех же русских или североамериканцев любовь к небольшим машинкам, но с очень мощными моторами. По этой же причине среди итальянцев, небольшой, в общем, нации, полно победителей всяческих ралли и гонок, вплоть до гонок «Формулы 1». В местном транспортном потоке по-любому станешь гонщиком-раллистом.

Изменить свою внешность было несложно: она накинула тончайшую накидку, что-то типа плаща, но выше колен… паутинка, наверное, самое правильное название для этого удобного аксессуара, который можно спрятать в дамскую сумочку и накинуть на себя, когда это необходимо, закутываясь почти как в паранджу. Черные очки на пол-лица довершили образ дамы, желающей сохранить инкогнито.

Так, несколько раз вполне профессионально проверившись, благо зеркальных и почти зеркальных витрин вокруг было полно, она дошла до своей машинки, которую использовала в разъездах по городу. Это был «Фиат Чинквиченто Абарт», маленькая машинка с огнедышащим драконом на радиаторной решетке вместо обычного фиатовского знака. Мастера поставили под капот этой крохи двигатель в сто сорок лошадиных сил, для машины весом в восемьсот килограммов более чем достаточно. Трудно было придумать в разъездах по Риму что-то более удобное.

Она скользнула за руль, завела двигатель, но не тронулась с места. Через несколько минут на пассажирское сиденье скользнул человек лет тридцати с чем-то, тоже в черных очках, с пышными офицерскими усами и с обычным дешевого вида кейсом с колесиками, примерно таким, какие покупают путешественники, перемещающиеся с минимумом вещей. Только в кейсе была не зубная паста и смена белья, а русская снайперская винтовка калибра 9,3 миллиметра. Для транспортировки разбирающаяся на части и собирающаяся за несколько секунд по необходимости, почти бесшумная, полуавтоматическая… она была столь хороша, что русские не продавали ее никому, использовали только сами. Поэтому, если бы пришлось стрелять в начальника гестапо, ничего лучшего и придумать было невозможно, отвечать пришлось бы кому-то другому.

В «Дечима МАС» такая винтовка была. Трофейная.

– Черт бы тебя побрал… – Мужчина отклеил усы, сунул их в карман, – какое дерьмо.

– За мной никто не увязался? – спросила баронесса Микелла Полетти.

– Нет, я проверил. Право же, ты влипнешь в неприятности, и я вместе с тобой.

– В чем дело? Ты боишься?

– Стрелять в одного из высших руководителей спецслужб рейха?! О нет, конечно, я не боюсь! Мы просто пристрелим этого гребаного африканского садиста, которым там до сих пор детей пугают, после чего весь народ Италии как один встанет на борьбу с немецкими поработителями и угнетателями. Нет никаких сомнений в этом. Forza Italia![64]