Расстояния, которым Каландрилл, изучая карту, почти не придал значения, вдруг стали реальностью. От Мхерут'йи до Нхур-Джабаля, если они будут ехать все время по дороге, — приблизительно столько же, сколько от Секки до Альдарина; и столько же еще до Харасуля. А о расстоянии от западного побережья Кандахара до гессифских болот он даже и думать не хотел — мало кто из Секки вообще выезжал за городские стены. Следуя за молчаливым кернийцем, Каландрилл вдруг почувствовал себя очень одиноким. Местность вокруг была ровная и плоская; в темноте степь казалась бескрайней. Каландрилл вдруг подумал, что они здесь единственные живые существа — скорее привидения, путешествующие по этой затерянной земле, — и что им суждено ехать целую вечность и не достичь цели.

Через некоторое время Брахт сбавил ход, давая лошадям возможность отдохнуть, а потом опять пустил их в легкий галоп и так чередовал до тех пор, пока луна не растаяла в бледных переливах приближающегося рассвета. Тогда он сделал привал. Они отъехали от дороги и устроились меж корявых — от постоянного ветра — деревьев и, стреножив лошадей, пустили их пастись. Гахин вроде бы стих — воздух был неподвижен, серая мгла не колебалась. Каландрилл завернулся в накидку и улегся на жесткой траве, подложив седло под голову.

Когда он проснулся, солнце уже играло у него на лице; оно еще не успело подняться высоко, но пригревало хорошо; на ветках карликового деревца сидели пять пташек и с любопытством рассматривали его, однако стоило ему вскочить на ноги, как они тут же вспорхнули, а он даже застонал от боли в затекшем теле. Брахт тоже проснулся и сидя причесывал длинные волосы. Для Каландрилла было загадкой, как это Брахт так легко переносит голод, — сам он с тоской вспоминал завтраки матери Райми. Он потянулся, растирая затекшие конечности, и осмотрелся — они сделали привал на огромной бесцветной высохшей равнине, предвестнице безграничной пустыни, раскинувшейся к северу. Никаких следов человека. Унылый пейзаж сменялся кое-где корявыми деревцами, отдаленно напоминавшими роскошные леса Лиссе. Он глотнул из фляжки и провел влажной рукой по лицу, подбадривая себя тем, что по крайней мере хоть гахин больше не жжет им лица. Никаких преследователей не было видно, и, когда они опять взобрались на лошадей, Брахт позволил им идти медленнее.

Часов около десяти они переправились через небольшой ручей, в котором обмыли лошадей, пополнили запасы воды и даже, раздевшись, смыли с себя грязь, а потом опять отправились на запад.

Характер местности постепенно начал меняться — на первых порах это было почти незаметно, зато потом трава стала сочнее и зеленее. Дорога то слегка поднималась, то опять опускалась, и однообразная равнина со временем превратилась в холмистую местность с редкими перелесками; деревья, корявые от сухой земли и ветра, стали выпрямляться; кое-где мелькали яркие пятна полевых цветов. После полудня то тут, то там им стал попадаться пасущийся на некотором расстоянии от дороги скот — огромных размеров мускулистые животные с широко расставленными рогами и темными боками. С бугорка на них пристально посмотрел бык и дико заревел. Всадники пришпорили лошадей. Когда солнце стало клониться к западу, они увидели одинокое строение с покрашенными в розовый цвет стенами. Не ферма, а настоящая крепость: здание низкое, квадратное, окружено забором из крепких досок, доходивших до груди; в толстых стенах — закрытые ставнями окна.

— Попросимся переночевать, — решил Брахт.

Каландрилл, думая о прохладной воде и горячей пище, радостно кивнул.

Они медленно подъехали к строению, не желая переполошить его владельцев, и остановились у ворот, сквозь которые были видны колодец и каменный амбар рядом с домом. Во дворе бродили куры и свиньи и яростно лаял огромный рыжий пес. В дверях появился мужчина; он что-то негромко сказал псу, и тот смолк; по обеим сторонам от хозяина появились два юноши — они настолько походили на мужчину, что можно было безошибочно сказать: это его сыновья. У каждого был короткий, круто изогнутый лук со вставленной в тетиву стрелой с красным оперением. Мужчина внимательно посмотрел на незнакомцев, поманил их пальцем и пошел навстречу. Они сошлись у колодца; собака тоже подошла и стала рядом с хозяином. Лучники стояли на крыльце.

Мужчина был высокий и худой; лицо его было настолько обветренно, что казалось покрытым выдубленной кожей; темные, глубоко посаженные глаза под лохматыми бровями смотрели с любопытством и подозрением. На ремне, перепоясывавшем выцветший зеленый халат, висел в ножнах широкий нож, на рукоятке которого спокойно лежала его левая рука.

— Приветствую вас, странники.

Голос у него был под стать лицу — грубый, хриплый.

— Приветствую, — ответил Каландрилл на языке Кандахара. — Мы долго ехали и были бы рады перекусить и поспать. Мы можем заплатить.

— Вы из Мхерут'йи? — Лицо у него оставалось каменным. Каландрилл кивнул. — Не так уж много народа едет нынче из Мхерут'йи по суше.

Каландрилл пожал плечами.

— У нас дела в глубинке.

— Лучше морем до Мхазомуля или Гхомбаларя, а затем уж по реке и в глубинку.

— У нас дела… деликатного свойства. Мы не хотим следовать обычными торговыми путями.

Глаза у хозяина сузились.

— Вы не похожи на купцов.

— Мы прибыли для обсуждения некоторых коммерческих контрактов. Меня зовут Каландрилл. А его, — он указал на своего товарища, — Брахт.

— Вы из Лиссе?

— Я — да. А мой товарищ — из Куан-на'Фора.

— Он говорит на нашем языке?

— Нет, — Каландрилл покачал головой, — но он понимает энвах.

Мужчина кивнул и слегка повернул голову.

— Денфат, слазь на крышу.

Тот из юношей, что был помоложе, исчез внутри дома. Через несколько мгновений он появился на крыше и стал медленно продвигаться по ее периметру, внимательно вглядываясь в окрестности.

— Ничего не вижу, — крикнул он.

— Спешивайтесь. — Мужчина махнул рукой в сторону колодца. — Надо напоить лошадей. Давайте. Меня зовут Октофан.

— Спасибо, Октофан, — улыбнулся Каландрилл.

Фермер кивнул и, обойдя путников, направился к воротам. Он закрыл их и опустил засов. Денфат и второй юноша не сводили глаз с Брахта и Каландрилла. Рыжий пес с раскрытой пастью тоже смотрел на них, готовый наброситься по первому слову хозяина или при первом резком движении.

— Ты осторожен, — сказал Брахт, выливая ведро воды в корыто около колодца.

Октофан молча пожал плечами, дожидаясь, когда лошади напьются, и провел их к длинному низкому амбару. Рыжий пес ходил за ним по пятам. Оба сына также последовали за отцом. Октофан указал на стойла.

— Ставьте лошадей там. Берите сено.

Он отступил, пропуская Каландрилла и Брахта. Расседлав лошадей, они протерли их и набросали им сена в ясли. Он терпеливо ждал и, когда они закончили, сказал:

— Сзади дома — умывальник. Ужин скоро будет.