Подруга только непонимающе разводила руками. Ада пожала плечами и решила не мучить себя догадками, тем более, что ей не давали покоя дурные предчувствия.

“И заметить не успеешь, как раздастся звонок!”, — думала девушка, с тревогой смотря на часы.

Так оно и получилось.

Время до вечера промчалось словно один миг. Ада столько всего собиралась сделать, сказать и написать, в груди комом затаился страх. Возможно, сегодня она потеряет всё: жизнь, любовь, дружбу, саму себя наконец!

Да и наряд для церемонии походил на саван. Белоснежная рубашка из грубой ткани царапала плечи, кожаные тапочки жали ноги.

“Завтра я всё это буду вспоминать с улыбкой”, — мысленно утешала себя Ада и пыталась улыбаться Селене, видя испуганные глаза ундины.

“Если наступит завтра” — раздался в голове противный голос.

Ада радовалась, что считанные шаги по гулкому пустому коридору отделяют её от места принятия обета. Башня, в которой много месяцев назад она проснулась и поняла, что попала в иной мир, снова играла роль в судьбе зеркальной.

Селена молча шла рядом, но время от времени брала Аду за руку и легонько, в знак поддержки, пожимала её. Ладонь ундины была ледяной и чуть влажной, но даже такая помощь приходилась кстати и придавала капельку смелости.

Дверь, будто живое существо, поджидающее жертв, чуть приоткрылась, впустив девушек в жарко натопленную комнату, освещённую лишь парой тусклых шаров на тонкоствольных треногах.

Ада сразу отыскала глазами Марка и вздохнула свободнее, чуть улыбнувшись уголками губ. Как хорошо, что ему разрешили присутствовать во время ритуала!

Эмма смотрела строго, сверлила её колючим взглядом, но страх улетучился. Ада не боялась ректорессу, не вызывало ужаса и почти пустое помещение, если не считать узкой кровати посреди зала. Постель была свежей и такой же белоснежной, как её рубашка.

— Ложись! — коротко приказала Эмма, и Ада подчинилась, больше не смотря ни на кого. Это её битва, пусть никто не в силах помочь, но и помешать себе она не даст.

Мелькнула мысль: почему вокруг нет проводов, датчиков или иных магических искрящихся штук? Даже стены не сияли рунами, словно предстоящий ритуал не имел к магии никакого отношения. У неё даже ничего не спрашивали, как же произнести слова обета?

Холодная рука ундины погладила по лбу, и тот вмиг покрылся испариной. Ада прикрыла глаза, веки сделались тяжёлыми, словно на них кто-то сидел. Девушка чувствовала, как медленно проваливается в черноту, словно Алиса, упавшая в кроличью нору. Тело потеряло вес, и Аду, как пушинку закружило в медленном танце падения. Просторная белоснежная рубашка вздулась колоколом, задравшись выше колен.

В руке оказался какой-то предмет, но посмотреть, что это никак не получалось. “Амулет Хедрика”, — только и успела подумать Ада. Девушка достигла дна, упав на мягкий прелый мох, и тут же потеряла сознание.

* * *

От слепящего света глазам было больно даже сквозь прикрытые веки. Тело жутко чесалось, по спине текли струйки пота. Где-то рядом плескалась вода, ветерок доносил запах тины и затхлой сырости.

— Ада, несносная ты девчонка! Кому сказала: не ходи туда, упадёшь! — услышала она раздражённый голос матери и вздрогнула. Неужели, её просто вышвырнули из Дольнего мира, как непригодный товар?!

— Кому сказала, иди сюда! — раздался над головой всё тот же громкий голос, Ада уловила в нём лёгкую тревогу. Почему она так кричит? Ведь Ада уже не маленькая!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Девушка открыла глаза и отпрянула от самого края, где кончались гранитные блоки набережной. Внизу плескалась тёмная река. Голова закружилась, и Ада равнодушно подумала, что вот сейчас точно упадёт на голые камни, омытые грязной водой с плавающими у берега длинными водорослями.

Увидев цепные заграждения, она намертво приклеилась к толстому звену, не обращая внимания на то, что от нагретого лучами полуденного солнца металла можно получить ожог. И тут же испуганно вскрикнула: её руки превратились в пухлые ручонки маленького ребёнка. Взрослая Ада была заперта в теле малышки!

Руки матери, пахнущие карамелью и мылом, с силой оторвали её от опоры и бесцеремонно оттащили от края набережной. Большой фонтан, от которого веяло прохладой, щекотал холодными брызгами. Совсем рядом прогрохотала, дребезжа колёсами, старенькая тележка с привязанными к ней воздушными шариками.

— Шарик! — чуть не плача сказал детский голосок, в котором Ада с удивлением узнала свой собственный. — Улетел!

Обида захлестнула маленькую девочку, Ада чувствовала её горе внутри себя и не могла не откликнуться, позволив ребёнку заплакать. Она понимала его горе, хотя и не помнила, было ли всё это наяву.

— Ша-арик! — рыдала та, и не было беды сильней этого детского разочарования. Шарик больше не вернётся, малышка остро чувствовала потерю.

— Ну и плачь! Уже третий за сегодня! Больше не куплю! — сказала мать и демонстративно отошла в сторону. Маленькая Ада, обиженная и рыдающая, пошла в другую, не теряя при этом мать из виду.

Солнечный свет настырно лез в глаза, не давая посмотреть ввысь. Куда они улетели, как посмели оставить хозяйку одну?!

— Держи, — услышала она низкий мужской голос и в первую минуту девочка испугалась. Ада внутренне пыталась её утешить, заверяя, что нет причин для паники. Это всего лишь грифон!

Хедрик присел на корточки и заглянул Аде в глаза. Синий хохолок, смеющийся взгляд под белоснежной шляпой курортника — это несомненно был он!

— Держи подарок, — мягко произнёс он и вложил в детскую ладошку резиновое солнце с тёмными крыльями.

— Солнышко хочет улететь? — спросила девочка и улыбнулась, слёзы мгновенно высохли, а обида испарилась. — Оно стало птичкой!

— Это его секрет. Когда-то и ты полетишь отсюда далеко-далеко.

— На единороге?

— Почти. Ты хочешь научиться летать.

Девочка, заточённая внутри Ады, нахмурилась и капризно произнесла:

— Нет! Люди не летают! Я не маленькая!

— Конечно, нет. Тебе почти три, в этом возрасте каждый знает, что мир полон волшебства.

— Значит, я принцесса? — спросила девочка, и сердце Ады забилось сильно, словно рядом был Марк. Но набережная, полная чужих людей, продолжать галдеть на разные лады. Это были голоса из прошлой жизни, о которой взрослая Ада упорно старалась забыть.