Шурик шел ко мне сам – улыбаясь негаданной встрече и заранее отводя руку для приветственного хлопка.

– Здорово, какими судьбами?

– Свидание, – ляпнул я первое, что подвернулось на язык.

– А как же ячейка общества?

– Не пострадает.

Я вдруг сообразил, что мне нужно протрепаться с Кнутом хотя бы минут пять, чтобы не спеша довести его до края платформы. Говорить было не о чем, и я пожалел, что не заготовил какую-нибудь историю или, на худой конец, пару глупых вопросов.

– Как процесс? – Спросил я.

– Творческий? Не знаю… Наверное, завяжу скоро.

– Ты это серьезно? – Я не мог вообразить Шурика в отрыве от клавиатуры, от бессонницы и от его растрепанного блокнота со скромным названием «озарения».

– Не получается ничего, Мишка.

– У тебя?! У кого же тогда получается?

– Не берут ничего. Ездил недавно в «Реку»…

Под ребрами что-то встрепенулось.

– И что возил?

– Да какая разница? Все равно вернули. Есть там один… Хоботков, представляешь? Специально придумаю какого-нибудь убогого и назову в честь него.

– Ну и правильно.

– Такую биографию ему состряпаю, – мстительно проговорил Кнут. – Будет у меня бомжом, алкоголиком и наркоманом.

– И гомосеком, – поддакнул я, выводя Шурика на платформу.

Мы незаметно приблизились к белой линии, и я вдруг понял, от чего так разволновался, услышав, что Кнутовский собирается покончить с сочинительством. Все эта несчастная книжка! Почему ее не написал кто-то другой?

– Ты чего побледнел? – Насторожился он. – Тебе плохо?

– Нормально. Сволочь я, Саша. Трижды сволочь – на все времена.

Сумрачную пасть тоннеля осветили фары поезда. Короткие половинки шпал по обе стороны от желоба стали похожи на хорошо обглоданные ребра. Рельсы вдалеке засияли двумя порезами, и я впервые заметил, насколько они кривые. Почему вагоны с них не сходят? Рельсы кажутся скользкими…

– Миша, с тобой все в порядке? – Забеспокоился Кнут. – Пойдем к дежурной, она врача вызовет.

Ну не будь ты таким заботливым! Как же я тебя столкну? Как я смогу? Может, это и не обязательно, нужно лишь внушить себе, что я готов? Увериться самому и убедить Шурика, сделать вид, что собираюсь бросить его под колеса. Но если я только притворюсь, то угрозы для жизни Кнутовского не возникнет, и Тихон не придет – откуда ему знать, кто и когда пугал его любимого писателя. Он появится при условии, что Кнут погибнет, – появится и все исправит. Шурик в любом случае останется жив, его смерть ненастоящая. Такая вот веселая игра.

– Не хочешь врача, не надо, давай хотя бы на лавочку сядем. Что ты к самому краю придвинулся?

Из тоннеля показалась тупая морда локомотива. Пассажиры встали плотнее: в каждом вагоне освободится несколько сидячих мест, и нужно проявить сноровку, чтобы успеть их занять. Из-за колонны выглянул скучающий субъект – я никак не мог вспомнить, видел ли я его раньше. Ему подошел бы задрипанный чемоданчик, ну да, это же человек Фирсова. Как он узнал, где нужно караулить рыжего? И где сам Тихон? Неужели не поверил?

Платформа быстро наполнялась народом. На противоположной стороне остановился состав из «Перово», и к нам ринулась целая толпа. Самоуверенный инвалид влез между мной и Кнутовским и поставил мне на ногу свой костыль.

Не получится, с облегчением подумал я. Этот поезд не будет обагрен кровью. Пусть он уедет, дождусь следующего и тогда решусь.

Я огляделся – группа захвата находилась рядом. Один подпирал колонну, второй прогуливался в центре зала. Был, наверняка, и третий, затерявшийся где-то здесь, среди пассажиров. Не мало я запросил? Надо было пятерых. Хотя, какая разница, ведь я этого не сделаю.

Над головами показалась несуразная кепка – не кавказская, а «шотландка», уместная где-нибудь в зимнем Лондоне. Из Европы, стало быть, турист. Чего он сюда приперся? Ехал бы на «Площадь революции», там красивые статуи с серпами и наганами.

Турист потрогал взмокший лоб, кепка сдвинулась на затылок, и из-под козырька выскочил огненно-рыжий вихор. Это он! Потоптав костылем мою ногу, инвалид сделал шаг назад, и нас с Шуриком прижало друг к другу.

– Женщина, пожалуйста, – усовестил Кнут чрезмерно активную даму с острыми локтями. – Миша, выберемся отсюда. Придушат на фиг!

Первый вагон был уже в нескольких метрах. Поезд останавливался, но скорость была еще приличной. Он раздавит человека как помидор. Красная гуща разлетится по сальной стене, а тонкая кожица намотается на вращающиеся части. Я не смогу!

Беспокойно озираясь, Тихон задержал взгляд сначала на мне, потом на беспортфельном киллере. Он понял. И он также стоял перед выбором.

– Пойдем, Саша, – я тронул Кнутовского за плечо, уводя его от приближающегося поезда, и тут Тихон не выдержал.

Распихивая неповоротливых пассажиров, он бросился ко мне. Люди возмущенно роптали, но расступались: кому охота связываться? Тихон схватил меня за ворот как раз в тот момент, когда до передних колес оставался один прыжок. Машинист с интересом покосился на внезапную возню, но поезд унес его дальше. Мимо летел второй или третий вагон, собственно, уже не летел – дожимал остатки движения, а Тихон все не отпускал мою рубашку и продолжал оттаскивать меня от Шурика.

– Ну и подонок же ты! – Выдохнул он.

Тихон поверил. Значит, я все-таки убил Шурку – не в нынешней версии, так в какой-то другой. Кто я после этого?!

Вокруг нас образовалась невообразимая давка: народ устремился к дверям, но из вагона еще не все вышли. Мы мешали и тем, и другим. Какой-то дюжий мужчина оттолкнул нас в сторону, однако там тоже были люди, и они также торопились. Барабанные перепонки проткнул истошный крик ребенка. Мальчишка в красно-белой бейсболке с эмблемой «Спартака» на козырьке упорно протискивался сквозь тела, силясь до кого-то дотянуться.

Тетка вновь заработала локтями, Тихон споткнулся и упал, на него осела старушка с кошелками. Пытаясь подняться, он яростно засучил ногами, но лишь опрокинул сумки, из которых высыпались какие-то мягкие свертки. Кепка слетела на пол и тут же была затоптана разномастной обувью.

Мне помогли выбраться на свободный участок. Кнут уже находился там, наблюдая окончание потасовки. Через секунду из толпы вывели Тихона с выкрученными руками. Двое «серых» крепко, но неприметно придерживали его запястья, и, как только появилась возможность, накинули на них наручники.

– С этим что? – Осведомился третий, указывая на Шурика.

– Он ни при чем.

В глазах Кнутовского читалось желание вникнуть в суть происходящего, но для этого нужно было знать всю историю, такую же запутанную, как и большинство его сюжетов. Он, несомненно, заметил, что я не просто связан со светлопиджачной троицей, но и в каком-то смысле ее возглавляю.