– Я взял небольшой отпуск за свой счёт.

– Почему?

– Надо огород сажать, а еще ты тут заболела...

– Я могу сама за собой поухаживать!

– Да, я видел сегодня утром, как ты можешь...

– Алексей... Иванович, ты что, взял отпуск, чтобы нянчиться со мной?

Он невольно залился краской и, разволновавшись, спросил невпопад:

– Почему ты так странно меня называешь?

– На тебя не угодишь! Алёшей тебе не нравится...

– Я такого не говорил!

– Ты сказал, что тебя так мама называет...

– И жена.

Надя долго молча смотрела на него пронизывающим взглядом.

– Хорошо, – тихо сказала она наконец, – буду называть тебя Алёшей, если тебе так больше нравится.

Он в очередной раз измерил ей температуру – 37,2 – и ушел к себе бродить по комнате туда-сюда. Что это с ним, черт побери? Какая еще жена? Что за ребячество...

Он чувствовал, как что-то неуловимо изменилось в ней. Это уже не та юная девочка, которую он увез из Москвы. Неужели она и впрямь повзрослела? Вчера ей исполнилось 22, она скоро закончит учёбу в университете и вряд ли пожелает оставаться подле него, и этот факт невольно будоражил нервы Алексею. Сама Надя перестала делать намеки, а тем более прямо выражать ему свои чувства – наверное, они прошли, как все проходит, и ему ли не знать, сколь ветрено юное сердце.

И он должен радоваться этому, потому что ничего принципиально не изменилось меж ними. Она все так же остается принцессой, дочерью богатого и могущественного короля, пусть и находящегося в изгнании. А он – Алексей – по-прежнему просто слуга, которому доверили о ней заботиться. Поэтому хорошо, что она пережила свою детскую влюбленность. Нужно благодарить Небеса за это. Но у Алексея еще никогда не было так горько на душе.

Чтобы отвлечься от этих печальных раздумий, он пошел копать огород. К сожалению, это не помогало: простой физический труд оставлял широкие возможности для брожения разнообразных мыслей в голове, и вот до чего додумался Алексей. Ему нужно смириться и позволить себе любить эту хрупкую девочку, потому что запреты все равно не помогают перестать. То, что она больше не отвечает ему взаимностью – просто замечательно, потому что снимает все запреты на совместное времяпрепровождение. Теперь они могут быть вместе столько, сколько захотят, или, точнее, сколько захочет Надя, потому что Алексей бы и вовсе не разлучался с нею. И он имеет право наслаждаться ее обществом до тех пор, пока она его не прогонит, так как совсем скоро они расстанутся – возможно, навсегда.

Закончив копать грядку под капусту, Алексей отправился в дом, принял душ, переоделся в чистое и пришёл к Наде. Она лежала в постели, глядя в потолок, и слушала аудиокнигу. Увидев его, сразу выключила и заметно покраснела.

– Что за книга? – поинтересовался Алексей.

– Да так... ерунда.

Он ласково улыбнулся:

– Секрет?

– Ээ, нет... То есть, да... в общем, это любовный роман.

– Ты стесняешься того, что читаешь любовные романы?

– А разве это не... глупо?

– Глупо изображать из себя человека, которым не являешься. А в любовных романах нет ничего ужасного. Вот если бы ты читала тюремно-криминальные детективы вроде "Месть Слепого", тогда бы я, возможно, забеспокоился – и то не слишком.

Надя хрипло рассмеялась.

– Какой жуткий у меня теперь, должно быть голосок, – смущенно пробормотала она.

– У тебя чудесный голос, я очень люблю его. А сейчас ты болеешь, и для меня радость быть рядом. В болезни и в здравии.

Надя снова долго сверлила его взглядом – так долго, что Алексей не выдержал и предложил, просто чтобы разбавить тишину:

– Хочешь, я почитаю тебе любовный роман?

Она улыбнулась и покачала головой:

– Нет, это будет слишком... неловко. Давай лучше Куприна.

Все вернулось на круги своя: они опять проводили много времени вместе, много разговаривали, постоянно улыбались друг другу... Снова, как и прежде, полыхало у Алексея в груди – а может быть, и сильнее. Только одного не позволял он себе – прикасаться к Наде. Обнимать и целовать ее было бы слишком большим испытанием для его психики, слишком велик был соблазн забыться и перейти от невинных ласк к тем, каких желал он на самом деле – страстным, горячим, настоящим супружеским ласкам. Надя будила в нем одновременно самые лучшие возвышенные чувства и самое низкое животное вожделение. Её тонкое хрупкое тело, мягкие волосы, большие сияющие глаза – ничего он так не хотел, как обладать всем этим. Обладать безраздельно.

Всякий раз, как Алексей входил к ней в комнату, Надя искренне радовалась, будто давно ждет его, хотя они ни разу не расставались более, чем на пару часов. Даже ночью он часто дежурил у ее постели, не в силах заснуть: теперь и стена да эти несколько метров, что их разделяли, мешали ему чувствовать себя спокойно. Только рядом с ней, в непосредственной близости, он был расслаблен и умиротворен.

На третий день голос ее восстановился, и Надя начала звонить друзьям, а Алексей ревновал ее решительно к каждому из них, даже к Тане. Зато работа над дипломом была полностью его, он проводил каждый день несколько упоительных часов, сидя бок-о-бок со своей молодой женой за её письменным столом. Да, и тут он сдался – позволил себе мысленно называть ее так. Это очень волновало и будоражило его душу.

А на шестой день внепланового отпуска, больше напоминавшего медовый месяц, ему позвонил Федор Константинович – напомнить про обещание, что как только появится первый свежий мед, сразу выслать ему большую партию. Оленьку побаловать, да и всех остальных родственников и друзей.

– А про Енисеева-то слыхал? – спросил товарищ, когда с обсуждением дела было покончено.

– Нет, где бы я про него услышал?

– Ну как, в новостях же показывали...

– Я не смотрю телевизор, – сдавленно проговорил Алексей, у которого мигом перехватило дыхание.

– Подорвали его в машине. Успешное покушение... Ну, как, успешное... в общем, удалось.

– Где?

– В Венгрии, кажется, но я точно не запомнил. Да, и вот еще: банкрот он. Его партнер там что-то крутил-мутил – оставил мужика без копейки. Бедная дочка его – такая молодая, ей бы учиться спокойно, а теперь придется идти работать, – он вздохнул. – Круглая сирота. Вот так иногда большое богатство заканчивается.

– Ничего, – хрипло пробормотал Алексей. – Мир не без добрых людей, может, кто из родственников о ней позаботится.

– Ну, дай бог, дай бог...

После этого разговора Алёша долго сидел, как пришибленный, и смотрел в одну точку. Как ей сказать? Даже подумать об этом страшно... И ведь так и не позвонил ей ни разу... Папаша!