Раф поймал Николь за голень, остановив падающих, так что их тела лишь наполовину оказались за окном. Стилет упал на пол. Теперь Хобарт обеими руками крепко обхватил девушку.

Шарлотта пронеслась мимо Рафа. Он увидел, как она поднимает дуэльный пистолет.

— Вы сейчас же отпустите ее, мистер Хобарт, — приказала она.

Раф никогда не слышал у нее такого холодного, выдержанного тона.

— Чарли!

О господи. Какой из этой женщины стрелок? Если она спустит курок, то может задеть Николь. Она не должна делать это, не должна стрелять в этого человека. И Хобарт наверняка все понимает, считая себя сейчас победителем. Он не отпустит Николь, даже если б он любил давать фору.

Шарлотта снова заговорила:

— Вы хуже, чем они. Они были животными, но вы кормили их. Их и других, им подобных. Я держу пистолет у вашей головы, мистер Хобарт, и я выстрелю, обещаю вам. Отпустите… ее.

Николь отчаянно плакала, понимая, что находится на волосок от смерти. Она почти наполовину была за окном. И что еще хуже: оконная рама начала раскачиваться, Раф слышал, как трещит сухое трухлявое дерево.

Вытянувшись во всю длину на полу, Раф чувствовал, что Николь выскальзывает из его рук: юбки не давали ему крепче ухватить ее. Хобарт и просто сила тяжести тащили ее прочь от него. Но если бы он попытался встать на ноги, он смог бы освободить ее.

— Чарли, не обращай на него внимания… хватай Николь! Чарли… я теряю ее!

Он вздрогнул, когда звук выстрела эхом отразился в комнате, и они с Николь внезапно вместе свалились на пол. Он схватил ее в объятия и, крепко прижимая ее голову к своей груди, глядел в пустое теперь окно. И на Шарлотту.

Она все еще держала пистолет в руках, и из его ствола вился колечками голубой дымок. С мистером Хобартом было покончено.

— Чарли… — тихо произнес он, когда она повернулась к нему, уронив пистолет на пол.

И в это же время услышал звук шагов на лестнице. Тэннер Блейк ворвался в комнату с саблей в руке.

— Что случилось?! — выкрикнул он, стоя над Рафом.

— Мистер Хобарт сделал свой выбор, ваша светлость, — спокойно сказала Шарлотта таким ровным тоном, будто произнесла: «Мистер Хобарт хотел бы выпить чашку чаю». — Кстати, на этот раз у меня тоже был выбор.

Близнецы теперь были неразлучны. Они целыми днями гуляли рука об руку в садах или сидели, близко склонив головы, — одна такая темная, другая такая светлая! — разгадывая головоломки или разбирая собранные листья, прежде чем заложить их в книгу, приготовленную для их тетки Эммелины.

Летние дни были долгими, тихими, умиротворяющими. Шарлотта больше не боялась за девочек. Им было по семнадцать, но события, произошедшие в их жизни, сделали их взрослее, и когда прошел их восемнадцатый день рождения в декабре и они снова поехали в Мейфэр в конце марта, уже не оставалось сомнений, что они готовы к своему сезону.

Шарлотта могла с гордостью представить их в обществе, даже если она временами опасалась, что Лидия не сможет как следует себя подать, а Николь выполнит свое обещание разбить по меньшей мере дюжину сердец.

Ей и Рафу, как герцогу и герцогине Ашерстским, приходилось устраивать балы и утренние приемы и вести себя очень ответственно, как положено настоящим опекунам… а потом они возвращались в свои комнаты, чтобы снова быть просто Рафом и Чарли — друзьями, возлюбленными, мужем и женой.

Она могла только пожелать того же самого Лидии и Николь, когда каждая из них обретет себе друга и возлюбленного, которого желает.

Шарлотта поблагодарила лакея, который принес почту, когда она сидела, задумавшись, в комнате для завтрака. Лениво копаясь в груде писем, она наконец села, выпрямившись и держа в руке письмо, подписанное рукой Эммелины и отправленное герцогом Уоррингтоном.

Встав, она пошла разыскивать мужа. Раф уединился в своем кабинете и сидел сейчас хмуро глядя на бумагу, которую держал в руке. На пере, которое он держал в другой руке, высыхали чернила.

— Чарли, ты кстати, — сказал он, не поднимая взгляда, словно узнал ее по звуку шагов, — что, впрочем, неудивительно. Скажи быстрей, каким еще словом можно назвать каналью? Мне кажется, я обозвал Бонапарта всеми словами, какие только смог вообразить, пока писал этот обличительный текст. Если бы Фитц был здесь, он бы посмеялся надо мной — так же, как он посмеялся, когда я сказал ему, что собираюсь написать книгу.

— Фитц только гордился бы тобой. Раф, отложи это сейчас. У меня письмо от Эммелины.

— Неужели? Ребенок уже родился?

— Еще не знаю. Я хотела прочитать его вместе с тобой.

Шарлотта сломала печать и развернула единственный листок бумаги.

— Ах! — воскликнула она спустя мгновение. — Похоже, герцогу придется снова потрудиться, чтобы родился наследник. Не думаю, что для него и Эммелины это будет так уж сложно.

Раф усмехнулся, читая письмо через ее плечо.

— Не сомневаюсь. Имя уже есть?

— Да, она написала. Леди Анна Эммелина Лукас родилась три дня назад. Между прочим, она хорошенькая. Эммелина клянется в этом.

Шарлотта положила письмо на колени и повернулась к мужу.

— Как думаешь, мы сможем вскоре поехать в поместье Уоррингтона? Джон Каммингс вполне справится здесь с хозяйством. Я уверена, что близнецы будут очень рады увидеть свою новую кузину.

— Если я скажу «нет», ты пообещаешь мне что-нибудь, чтобы я передумал?

— Нет. Но ты можешь сказать «да», и тогда я пообещаю тебе что-нибудь, чтобы поблагодарить тебя.

Раф подошел к тому месту, где на возвышении лежала семейная Библия.

— Ты собираешься вписать туда имя Анны? — спросила Шарлотта.

— Да, и обещаю сделать это тщательно и аккуратно.

Он обмакнул перо в чернильницу и вывел на странице: «Анна Эммелина Лукас, женщина».

— Вот. Подробности мы добавим позже.

Шарлотта, нахмурившись, перевернула страницу назад, к списку всех Дотри, имена которых были записаны разным почеркам.

— Мэрион Дотри, — произнесла она, проведя кончиком пальца по выцветшей строчке. — Я помню, что видела это имя, когда мы пытались связаться с твоими родственниками после смерти покойного герцога. И еще раз, когда Николь искала родственниц, которые могли бы сопровождать ее во время поездки в Лондон. Никто из нас не понял, что ошибается.

— Мэрион Дотри — темная овечка, — сказал Раф, закрывая Библию. — Изгнанная из своей семьи, лишенная наследства, оказавшаяся в опале. От этой девушки откупились и выдали ее замуж за брата нашего Грейсона, как только она излечилась, — мы так и не поняли, что там произошло. Пойдем, — Раф обнял Шарлотту за талию, — расскажем девочкам хорошую новость.