В лице допрашиваемого снова что-то дернулось.

– Да, именно вы, Иван Саввич. Ну, что – признаетесь сразу? Оформим явку с повинной. Суд учтет ваше чистосердечное раскаяние. Да и потом: вас ведь в тюрьму, Иван Саввич, не посадят. – Тон Воскобойникова стал задушевным. – Отправят вас снова в больничку. На принудительное лечение. А там – подлечат и через годик выпустят. Ну, максимум, через пару лет… И будете опять огурцы выращивать. А, Иван Саввич? Давайте, рассказывайте. Чего нам зря время терять…

Боровко судорожно сглотнул и размеренно, по слогам, произнес:

– Я не у-би-вал.

– Да бросьте! – по-свойски махнул рукой Воскобойников. – Давайте я оформлю ваше чистосердечное… Расскажете быстренько, как дело было. Хотите, я вам даже подиктую… А?…

Боровко молчал.

– Начнем с того, – уверенно сказал следователь, – что вы давно, еще с пятьдесят первого года, питали неприязненные чувства к Егору Капитонову, потому что полагали, что он явился причиной вашего репрессирования… Это соответствует действительности?

– Соответствует, – хмуро согласился Боровко.

– Запишем. – Воскобойников потер руки.

– Но я не убивал! – вдруг выкрикнул старик.

– Хорошо-хорошо… Давайте будем последовательными… Ладно? Итак, прошло время… И в восемьдесят втором году вы вдруг стали инициатором того, чтобы восстановить с Егором Ильичом Капитоновым дружеские отношения. Это – соответствует?

– Соответствует, – мрачно проговорил старик.

Воскобойников сделал пометку – не в «чистовом» протоколе, а на обычном листе бумаги.

– …И вы, Иван Саввич, в восемьдесят втором и восемьдесят третьем годах неоднократно бывали в гостях у Капитоновых в их квартире в Москве на Большой Бронной улице. Правильно?

– Не «неоднократно» я там бывал, а раза три-четыре, – хмуро заметил старик.

– Ну, три-четыре раза – это и есть неоднократно, – лучезарно улыбнулся Воскобойников. – Не-одно-кратно – значит, более одного «крата», то есть одного раза. Так ведь? Правильно я понимаю русский язык?… Впрочем, не будем спорить… Итак, на протяжении восемьдесят второго-восемьдесят третьего года вы три или четыре раза бывали в квартире Капитоновых. И вас там принимали весьма любезно. Согласны?

Боровко, набычась, кивнул.

Следователь сделал пометку в своей «рабочей» бумажке.

– В один из визитов к Капитоновым, – продолжил он, – между вами и Егором Ильичом возникла ссора. Вы совместно распивали с ним спиртные напитки, а затем, будучи в нетрезвом состоянии, начали обвинять хозяина в том, что он тридцать лет назад явился причиной вашего репрессирования… Было такое?

– Ну, было, – выдавил из себя Боровко.

– Далее… Между вами в тот день возник спор, после чего гражданин Капитонов в весьма грубой форме выставил вас из своей квартиры… Я все правильно рассказываю?

Боровко не ответил. С каждой минутой он мрачнел все больше и больше. Расценив молчание свидетеля как знак согласия, следователь сделал очередную пометку на листке.

– Таким образом, – продолжил он, – между вами и Капитоновым установились неприязненные отношения…

– Не было между нами никаких отношений! – напряженным шепотом вдруг выкрикнул Боровко. – Не было! Ни приязненных, ни неприязненных! Никаких!…

– Хорошо, – согласно кивнул Воскобойников. – Запишем: более никаких отношений я с гражданином Капитоновым не поддерживал…

Следователь черкнул пару слов.

– Обратимся теперь к восемьдесят пятому году… Где вы, уважаемый Иван Саввич, были одиннадцатого марта восемьдесят пятого года? Что делали?

– Об этом я уже рассказывал, – хмуро и грубо ответил обвиняемый. – Четыре года назад. Вам рассказывал – или еще кому-то.

– Ну, раз однажды вы уже рассказывали, значит, и теперь сможете припомнить, – любезно произнес Воскобойников. – Или не сможете? – он лукаво прищурился.

– Отчего ж нет, – буркнул Боровко. – Смогу.

– Давайте.

– Я в Москве в тот день был. Продукты покупал.

– В каких конкретно магазинах, помните?

– В универмаге «Московский» был. В «Колбасах» на Солянке. Еще где-то…

Следователь кивнул: мол, знаю, а затем любезно спросил:

– С кем-нибудь в тот день встречались?

Глаза Боровко метнулись. На лбу вдруг выступил пот.

– Нет, – решительно ответил он.

– Значит, никто ваше алиби подтвердить не может? – ласково заметил Воскобойников.

– Значит, не может, – угрюмо подтвердил Боровко.

– А еще что вы в тот день делали?

– На «Щелковской» был, в универмаге. Рубашку племяннику хотел купить… И еще… В кино ходил.

– В какой кинотеатр, не припомните?

– В «Первомайский».

– Это на Первомайской улице, да? Недалеко от Пятой Парковой улицы, правильно?

– Ну да. Кажется.

Боровко вдруг пошел бурыми пятнами. По его лбу заструилась полоска пота.

Следователь, казалось, не заметил этого, и продолжал ласково атаковать контрагента:

– А что вы в кино смотрели?

– «В джазе только девушки».

– Правда? – деланно изумился следователь. – Хм. А ведь в тот день «В джазе только девушки» в «Первомайском» не шли. Вот у меня и справочка есть… – Жестом фокусника он выудил из бумажной стопки и подтолкнул по столу к допрашиваемому клочок с печатью. – Как же так, Боровко? А?

– Значит, другой был фильм, – угрюмо сказал тот. – Разве вспомнишь. Столько лет прошло.

– А вы ведь, – усмехнулся следователь, – и в прошлый раз, четыре года назад, утверждали то же самое. Был, мол, в «Первомайском» и смотрел «В джазе только девушки»… Так и запишем? Вы по-прежнему настаиваете? И ничего не желаете, Иван Саввич, изменить в своих показаниях?

Боровко промолчал, и Воскобойников сделал вид, что оставляет в своей бумаженции очередную запись.

– А ведь там, в «Первомайском», – вздохнул он, – совсем другой тогда фильм шел. Тоже американский. «Тутси». Очень хороший… Жаль, что мы в прошлый раз, четыре года назад, вас как следует не проверили… И так называемое алиби ваше… Очень жаль. Может, вы б тогда уже не здесь сидели, а…

Следователь сделал многозначительную паузу.

Боровко молчал, угрюмо потупясь.

– Ладно, – вздохнул «кагэбэшник». – Поехали дальше… Вы, Боровко, знакомы с Арсением Челышевым?

Услышав фамилию, обвиняемый вздрогнул, однако поспешно сказал:

– Нет. – И быстро добавил: – А кто это?

– А это, – усмехнулся Воскобойников, – тоже фигурант по делу об убийстве Капитоновых. Да мало того, что фигурант. Он отсидел почти четыре года за это убийство. По вашей милости, кстати отсидел… Молодой совсем парень… Хорошо, что я его, этого Арсения Челышева, в лагерь с политическими устроил, а то он с урками и не выжил бы, поди… Ну что, вспомнили его? Челышева-то?