– Скажите жителям, что я за свой счет заново отстрою их деревню и что они всегда могут рассчитывать на мое покровительство.

Анн хотел поблагодарить, но глава Орлеанского дома перебил его:

– Мне нужны верные люди, чтобы разнести по краю весть о победе и подвигах Девственницы. Можете ли вы с вашими товарищами взяться за это?

– С радостью, монсеньор!

– Тогда отправляйтесь не мешкая. Двигайтесь в сторону Реймса. Сам я буду сопровождать Жанну к дофину.

Анн хотел добавить еще что-то, но тут новый натиск толпы окончательно отрезал его от крестного и лазурного стяга с тремя золотыми лилиями. Анн вновь оказался рядом с Изидором и крикнул ему:

– Я уезжаю! Встретимся в Реймсе!

Он начал было проталкиваться в обратную сторону, но Изидор удержал его.

– Погодите! Я еще не все вам сказал: я видел черного рыцаря.

– Ты уверен?

– Уверен. У него и точно вывернутый герб Вивре, раскроен на «песок и пасти». Но, клянусь, если встречу его, то не трону. Оставлю вам.

– Храни тебя Бог, Изидор!

– Вас тоже. До скорого, увидимся на коронации…

Вырываясь из дружеских объятий орлеанцев, Анн исчез.

Изидор опять остался один, среди неистовой давки, криков и пения. Он слышал, что Бастард собирается ехать с Жанной к дофину, и решил, что не было бы для него большей радости, чем оказаться в их свите. Поэтому постарался приблизиться к орлеанскому знамени. Изидор не мог знать в точности, как они с Анном проживут последующие дни, но в одном он был уверен: они уже стали участниками героической эпопеи.

***

Желание Изидора Ланфана неожиданно сбылось. Спеша покинуть Орлеан, Бастард уехал с первыми же рыцарями, что попались под руку, и Изидор оказался в их числе.

Небольшой отряд прибыл в Лош 11 мая. Лош резко отличался от остальных городов Луарской долины. Это была настоящая твердыня, над которой возвышался неприступный мрачный замок с мощным квадратным донжоном без окон, лишь с редкими бойницами.

Узнав о прибытии Жанны, дофин выехал из города. Их встреча состоялась за крепостными стенами. Увидев своего государя, Девственница обнажила голову и глубоко поклонилась, не сходя с коня. Бастард торопливо соскочил на землю и помог девушке спешиться. Дофин поцеловал ее несколько раз и ласково заговорил с нею.

Кортеж Девы въехал в Лош, жители которого встретили его с воодушевлением, и сразу же проследовал в замок.

Там Жанну ждала еще одна волнующая встреча. Именно в Лоше, в этой мощной цитадели, находился настоящий дофин. Ибо тот, кого называли «дофином», Карл VII, давно был женат и имел ребенка. И если бы Господь даровал его шестилетнему сыну достаточно долгую жизнь, мальчик воцарился бы когда-нибудь под именем Людовика XI.

Дева попросила принести вина и чокнулась с малышом за победу Франции и за его будущее царствование.

Изидора Ланфана необычайно тронул этот удивительный образ девы и ребенка. И он возблагодарил Небеса за дозволение стать одним из соратников Жанны: чудеса не прекращались.

После этого трогательного момента девушка вернулась к злобе дня. Она направилась к Карлу, бросилась к его коленям и обняла их.

– Благородный дофин, не медлите! Поезжайте в Реймс и коронуйтесь!

Карл не откликнулся на ее воодушевление. Он поморщился и указал на группу молчаливых людей, среди которых выделялась тучная фигура архиепископа Реймского.

– Милый друг, я должен спросить мнение у моих советников.

Его советники…

Десять дней в Лоше держали совет, не обращая никакого внимания на Жанну, словно Девы и не существовало. Громко высказались все. Бездарные военачальники, побежденные при Вернее и от постоянных неудач ставшие малодушными, желали бы довольствоваться нежданным успехом при Орлеане, но не двигаться дальше. А политики, вроде Реньо де Шартра, мнили себя тонкими дипломатами и предпочитали переговоры боевым действиям. Эти строили ученые расчеты. И были еще такие, как Ла Тремуйль, единственной целью которого было избавиться от Жанны: ради этого он без колебаний был готов прибегнуть к предательству.

Итак, одни хотели вести переговоры, другие – атаковать Париж, который действительно казался первоочередной целью. Ла Тремуйль, со своей стороны, предлагал вторгнуться в Нормандию: операция была заведомо обречена на провал и наверняка привела бы Жанну к поражению, а может, и к гибели, оставив фаворита наедине с побежденным дофином.

Девственница сопротивлялась им всем. Чтобы отправиться в Реймс, придется пересечь Бургундию, рискуя оживить войну с герцогом? Не имеет значения. Париж в военном отношении важнее Реймса? Черед Парижа настанет потом. «Ибо, – твердила она, – как только дофин будет коронован, его противники окончательно ослабнут».

Дофин, по своему обыкновению, колебался, и это тянулось нескончаемо, день за днем.

Бастард Ореанский неустанно поддерживал Жанну. Он был вполне осведомлен о развитии событий. А события, происходившие в стране, пока совет терял время, были весьма значительны.

Весть о подвигах Жанны, искусно разнесенная посланцами главы Орлеанского дома, вызвала у французов настоящий взрыв воодушевления, а у англичан – приступ подлинного ужаса.

Содержание письма регента Бедфорда восьмилетнему Генриху VI не оставляло никаких сомнений на сей счет:

Постигло ваших людей, собранных у Орлеана в большом количестве, несчастье, причиненное ложным страхом, что внушила ученица и пособница дьявола, именуемая Девственницей, употребив на то лживые чары и колдовство. Сие несчастье сгубило немало ваших людей пред Орлеаном, но также чудесным образом лишило мужества уцелевших и взбодрило наших противников…

А разве не говорили еще, что англичане из страха перед Девственницей даже охраняли гавани, чтобы воспрепятствовать дезертирам своей армии вернуться домой? Все это прозвучало на совете, но Карл по-прежнему колебался…

Дофин все еще не знал, на что решиться, и в тот майский день, когда Изидор встретил Девственницу. Он стоял в карауле на стенах, когда заметил вдалеке какого-то юношу, одетого в светло-серый камзол с рубчиками, белые штаны и черные башмаки с длинными носами. Приблизившись, Изидор понял, что это вовсе не юноша. То была она! Впервые он видел ее так близко и без доспехов.

Жанна была красива и хорошо сложена. Несмотря на мужскую одежду, которая так мало подчеркивала девичьи формы, никто и ни в коем случае не принял бы ее за мальчика-пажа. Все в ней было женственно: красивые, коротко остриженные темные волосы, фигура, манера держать себя…

Изидор подошел еще ближе и только тогда обнаружил, что она плачет. Струйки слез тихо стекали по розовым щекам, губы были горестно сжаты. Изидору захотелось обнять ее, как ребенка, и унять это великое детское горе. А ведь та, что в слезах стояла напротив него, перевернула ход почти вековой распри, и именно от нее зависела судьба страны!