– Держитесь от меня подальше.

Снова эта мерзкая холодная ухмылка. Но он даже не представляет, сколько во мне разрушительной, обжигающей злости. Я больше не позволю прикоснуться к себе.

– Если тебе интересно, я делал это без удовольствия, – произносит Умак.

Я швыряю в жреца один из осколков, и он застревает в рукаве туники. Умак багровеет от злости. Я оскаливаюсь в ответ.

В нашу кабинку набивается куча народу, и мы оказываемся прижатыми друг к другу, словно книги на полке. Приносят еще напитки, арахисовый суп сопа де мани[77], посыпанный жареной морковью и рублеными листьями кориандра. Становится шумно, и постепенно к нам возвращается легкость. Светлеют лица, расслабляются плечи. Снова воцаряется приятная дружеская атмосфера, кто-то перешучивается вполголоса.

Я чужая в их узком кругу. Я постоянно чувствую на себе осторожные взгляды. Они оценивают все: мое выражение лица, то, как Руми прижимается ко мне. Им хочется защитить его, и я воспринимаюсь как потенциальная угроза, неизвестная переменная, из-за которой могут разрушиться все их планы.

Среди смеха и болтовни Руми неожиданно берет меня за руку и нежно целует в запястье. При всех. Я заливаюсь краской, и все затихают. Хуан Карлос, сидящий с другой стороны от Руми, наклоняется к нам и многозначительно приподнимает брови; я краснею еще сильнее.

Руми смотрит в одну точку и медленно прикрывает глаза – и больше никак не реагирует на брата. Кажется, сильнее покраснеть уже невозможно. Умак фыркает, как хищник, учуявший добычу.

Одна из аристократок, пожилая женщина с блестящими седеющими волосами, откашливается.

– Это, конечно, очень мило, но я бы все же хотела узнать, зачем ты привел кондесу в таверну.

На меня будто вылили ведро ледяной воды. Я по-прежнему обманываю их. Правда застряла комом в горле. Руми должен узнать, с кем имеет дело. Сегодня.

Пульс учащается, но я не успеваю сосредоточиться на мысли о признании: Руми берет слово. Он подробно объясняет, сколько мятежников скрывается в замке. Все они готовы выступить против Атока, как только будут уведомлены об уничтожении Эстрейи.

Эстрейя. Я единственная в этой таверне, кому известно ее нынешнее местонахождение.

– Без Эстрейи он слаб и окружен врагами, – продолжает Руми. – У нас есть люди в его армии, среди слуг и конюхов. Не говоря уже о том, сколько на нашей стороне аристократов.

Он берет меня за руки. Сердце замирает.

– Но без Эстрейи я не смогу подать сигнал. Если не уничтожить ее, мы можем даже не рассчитывать на успех. Кондеса, скажи мне, где она спрятана, и я лично уничтожу ее.

Момент настал. Прямо сейчас я окончательно похороню нашу с Каталиной дружбу. Годы верной службы и доверительных отношений. Если я сообщу Руми местонахождение Эстрейи, все будет кончено – для Каталины и иллюстрийцев, мечтающих видеть ее на троне. Молчание растягивается; воздух между нами вибрирует от напряжения, пока я раздумываю над ответом. В памяти всплывает убитое горем лицо Каталины.

– Если я скажу тебе – что будет с моими подданными, иллюстрийцами? – осторожно спрашиваю я.

– Мы будем рады принять их в Ла Сьюдад, – отвечает Руми. – Никто не пострадает. Я считаю их одним из народов Инкасисы. Мы равны и должны держаться вместе.

Хуан Карлос непривычно молчалив. Остальные подозрительно поглядывают на меня. Все напряжены и не решаются произнести ни звука, пока я обдумываю слова Руми. Мой ответ чрезвычайно важен для них, я чувствую это.

Крепко зажмуриваюсь.

– Клянешься?

Руми сильнее сжимает мои руки.

– Клянусь Луной.

Распахиваю глаза. Руми буравит меня взглядом. Правление Атока закончится. Можно будет не бояться войны. Тамайя взойдет на трон. Кажется, сделать выбор не так сложно, как я думала.

– Эстрейя спрятана на дне озера Яку.

Руми расплывается в счастливой улыбке и, взяв мое лицо в свои загрубевшие ладони, крепко целует меня. Все вокруг улыбаются и шумно ликуют. Разговоры вокруг возобновляются. Краем уха слышу, как Хуан Карлос обсуждает с кем-то казнь Тамайи. Отстраняюсь от Руми. Он подключается к обсуждению и излагает свой план по спасению принцессы, активно жестикулируя и время от времени бросая на меня нежные взгляды. Но я не слушаю его.

Он не знает, кому на самом деле вверяет свою жизнь. Кем он на самом деле дорожит. Он хочет, чтобы между нами не было никаких тайн, но у меня в запасе есть еще один, самый страшный секрет, который может причинить боль нам обоим. От досады я крепко сжимаю кулаки под столом и вдавливаю их в бедра.

Предательница. Крыса.

* * *

Мы выходим на улицу, в прохладную ночь, и не спеша бредем обратно к замку. Луна светит высоко над нами, и ее косые лучи освещают дорогу к моей тюрьме.

Все единогласно решили, что мне лучше оставаться в замке до последнего. До свадьбы осталось три дня. Мятежники уведомят всех, когда Эстрейя будет уничтожена. В одной ладони у Руми моя рука, в другой – рукоять меча. Мы снова в масках, и от этого как будто немного легче подобрать слова. Нет. Не легче.

С каждым шагом трещина в моем сердце расширяется и превращается в зияющую дыру. Мои пальцы в его ладони немеют, но я не отпускаю его: возможно, мы держимся за руки в последний раз. Эта мысль душит меня. Сжимаю свободную руку в кулак. Я не могу позволить нам зайти еще дальше, пока он не узнает обо всем.

– Руми, я должна тебе кое-что сказать.

– Звучит серьезно, – говорит он, немного помедлив. – Это срочно?

Я киваю.

– Ты должен это знать.

Его темно-карие глаза не выражают никаких эмоций, но я подмечаю, как сильно напряжены его плечи.

– Скажи, Каталина.

Я делаю глубокий вдох и выпаливаю:

– Это не мое имя. Меня зовут Химена. Я – двойник кондесы.

Руми отшатывается, будто я ударила его.

– Что?!

– Я не та, за кого ты меня принимаешь.

Несколько секунд он стоит в полном оцепенении, но потом резко ссутуливается, словно пытаясь защитить себя от следующего удара. Я протягиваю к нему руку, но он отшатывается. Молчание растягивается в бесконечность; я стараюсь дышать глубоко и ровно, чтобы удержать нарастающую панику. Сердце отчаянно колотится о ребра.

Руми неотрывно смотрит в землю.

– Объяснись.

– Руми, посмотри на меня.

Он медленно поднимает голову. Я сжимаюсь под его холодным, разочарованным взглядом. Хочется бежать, но я не сдвинусь с места. Он заслуживает знать всю правду.

– Я двойник Каталины, – говорю я. – С восьми лет. Когда Аток потребовал ее к себе во дворец, мне ничего не оставалось, кроме как пойти вместо нее.