У канавы к нам присоединился Сальвадор, пошел со мной рядом, и я немножко приобняла его одной рукой, и он тоже как бы меня приобнял, но в основном отворачивался и слегка краснел.

Сзади зацокали копыта Глэдис, и я обрадовалась: хорошо иметь верных друзей, которые прикроют тебя со спины.

– Как ты вырвался на волю? – спросила я на ходу у папы.

– Проще, чем можно было бы подумать. Вэл поговорила по телефону со своими, и очень скоро стало абсолютно ясно, что никакого похищения не было. Плюс начальник этого копа обнаружил, что меня-то он арестовал, а двух несовершеннолетних бросил на обочине автострады, плюс новость, что вы двое куда-то подевались вместе с автобусом… Короче, в управлении шерифа были только рады отпустить меня и разыскать вас с Сальвадором, удостовериться, что вы живы-здоровы…

– М-да. А у Вэл все хорошо?

Папа пожал плечами: – Более или менее. Ее до сих пор мучает совесть, хотя я и сказал, что я все отлично понимаю. Домой ей не очень-то хочется, но, судя по всему, ее родители теперь смотрят на все чуть-чуть иначе. Наверно, здорово из-за нее перепугались.

Я кивнула. Иногда, только потеряв что-то, мы по-настоящему понимаем, насколько оно нам дорого, даже если и раньше это понимали.

– Ну а ты как сюда попал?

Папа притих.

И только сделав несколько шагов, сказал: – Ну, в общем, меня подвезла… она, – и кивнул в сторону автобуса, и я обомлела, увидев там ее: седых волос прибавилось, и морщин тоже, но все равно, несомненно, точно-точно, это была моя бабушка! Я отдала коробку папе и бросилась бежать, обогнала копа, подскочила к бабушке, обхватила ее руками так крепко, что даже боялась бы что-то ей сломать, если бы ее руки не обхватили меня так же крепко, и мы стояли, вцепившись друг в друга, не говоря ни слова: мы и без слов друг друга понимали.

Пять лет – это очень долго.

И она несколько раз шепнула мне в макушку: «Элла», – совсем как мой папа минутой раньше, а я несколько раз сказала: «Бабушка». Потом она слегка отстранилась, держа руки на моих плечах, и заглянула мне в лицо, а я заглянула в ее лицо.

– Ох, как же я по тебе скучала, – сказала она, а я как бы тихо засмеялась, и всхлипнула, и сказала: – Я тоже по тебе скучала, – и вообще-то говорить так было очень глупо и с моей стороны, и с ее. Это же и так понятно. Но иногда нет ничего плохого в том, чтобы говорить глупости, особенно если они говорятся от чистого сердца.

Итак, в тот день на той разрытой стройплощадке я снова стала дочерью, и снова стала сестрой, и снова стала внучкой, и, скажу я вам, быть дочерью, сестрой и внучкой – невероятно здорово, вопреки всем печалям.

А знаете что? То, что я только что сказала, я лучше возьму назад. Казалось бы, я сказала правду, но это не истинная правда или как минимум еще не вся правда, потому что такие вещи… они не даются без труда. Жизнь – сложная штука. Но вот что я могу сказать: в тот день на разрытой стройплощадке я сделала первый шаг к тому, чтобы снова стать дочерью, сестрой и внучкой, и это уже хорошо. Потому что, скажу я вам точно, намного лучше сделать первый шаг к тому, чтобы быть дочерью, сестрой и внучкой, чем, черт возьми, перестать ею быть. А первый шаг – это важно. Момент, с которого начинается новая сказка, – важный момент.

Не буду мучить вас прочими подробностями. Было довольно много бесед с представителями разных властей. Было ужас как много суровых взглядов, обвиняющих перстов и последних предупреждений. Было также предостаточно извинений, объяснений и обещаний со стороны меня и папы, он же Родео, он же хиппи с вывихнутыми мозгами и золотым сердцем.

Мы нарушили немало законов. Точнее, если честно, это я нарушила немало законов. Родео, как ни удивительно, оказался невинным, как ягненок – разве что как бы слегка поощрил мой нехороший поступок, но и то под давлением обстоятельств и в зашифрованной форме. Но по-любому власти не могли просто закрыть на все глаза. В смысле, не могли заявить: – Ну да, несовершеннолетняя угнала автобус, промчалась по автостраде и ушла от полицейской погони, но, видите ли, с ней приключилась грустная история, так что не будем к ней придираться.

Итак, они стали расследовать это дело. И копы, и прокурор, и судья, и даже инспектор по работе с несовершеннолетними, с которым мне пришлось разговаривать. Все это отняло несколько дней и, если честно, успело нам поднадоесть. Но в конце концов они постановили, что я не опасна для общества и не страдаю серьезными психическими отклонениями, а Родео, конечно, форменный чудик, но чудик безобидный и, пожалуй, если смотреть в корень, чудик в самом положительном смысле.

Итак, ни меня, ни его не посадили в тюрьму, и никто даже не заикнулся, что меня надо отобрать у папы или еще что-то такое сделать. Все уладилось, как и должно было уладиться. Как-никак, несмотря на полицейские жетоны, должности, циркуляры и всю эту канцелярскую работу, дело вели люди. А люди в большинстве случаев стараются поступать по-людски, если способны уразуметь, что значит «поступать по-людски».

Правда, с нас содрали деньги за сигнальный столбик, который я раздавила колесами.

Прощания тоже были. Сначала – с Вэл. За ней приехали на машине родители, сменяясь за рулем, совсем как Родео и Лестер, так что они добрались уже на следующий вечер. Я не присутствовала при их встрече после разлуки, но когда на следующее утро я прощалась с Вэл, настроение у нее было, по-моему, нейтральное. А нейтральное настроение – иногда еще туда-сюда: оно все-таки лучше, чем просто плохое, а иногда может перейти в отличное. Она дала нам свой адрес и телефон, и, будьте покойны, оставаться на связи с этой девушкой – одно из моих первоочередных дел.

А потом, днем позже, мы съездили недалеко, в Якиму, и распрощались с Сальвадором. Это было даже тяжелее. И знаете что? Лучше уж я не стану рассказывать про это прощание во всех подробностях. Но кое-что упомяну: Сальвадор мне сказал: – Я не стану не скучать по тебе, Койот Санрайз, – а я без заминки ответила: – И я тоже не стану по тебе не скучать, – и мы оба слегка усмехнулись, и по-быстрому обнялись, и да, нам было жуть как неловко. Но неловко – не всегда значит плохо.

Я каждый день беспокоюсь: как там Сальвадор? Но никогда его не жалею. Обещание есть обещание. У меня есть его телефон. Поговорим. Как-никак, он мой лучший друг. Да, он заодно мой единственный друг, но знаете что: «лучший» – он и есть лучший, сколько бы еще ни было. И я абсолютно уверена: будь у меня хоть сотня друзей, Сальвадор все равно был бы лучшим.

Родео убедил Лестера принять подарок – билет на автобус до Тампы, где ждут «Страт кингс». Когда мы подвезли его до автостанции, Лестер крепко обнял меня, подержал в объятиях и сказал: – Ты все такая же сумасшедшая, подруга, – а я сказала: – Ну да, наверно. Смотри не женись на женщинах-охранниках, – и он засмеялся, и на том мы и расстались.

С Глэдис мы тоже, конечно, распрощались. Это прощание обошлось без слез, но, когда мы отъехали, я почувствовала, что мне ее не хватает. Просто золото, а не коза. Я рада, что она воссоединилась со своими.