Не удержавшись, потрогал ее за руку. Живая. Теплая. Нет, никак не похожа моя любимая на ожившего мертвеца.

— А кто осмелился убить дочь самого Зевса?

— Как кто? Гера, верховная богиня и наша царица. Правда, тогда она еще не была царицей богов.

— Гера? — вскинулся я. Кажется, я понял, отчего так реагировал на все слова и поступки верховной богини. А это, оказывается, на подсознательном уровне.

— А кто же еще? Гера ненавидела нашу мать, да и нас. Убить мать удалось легко, а нас с Аполлоном она убивала долго, не могла нанести удар. Говорила — дескать, рука не поднималась на детей. Да и каменный нож — не чета нынешним бронзовым или медным.

— Вот ведь, какая сука, — пробормотал я, фантазируя, что бы мне такое сотворить с Герой, чтобы отомстить за боль, причиненную моей любимой, но ничего не сумел придумать. — Убить ребенка!

— Она не сука, — усмехнулась моя богиня. — Вернее, даже если и сука, то не в том значении, которое ты в него вкладываешь.

— Злишься на Геру?

— Уже нет. Когда-то злилась, мечтала отомстить, потом все улеглось. За столько лет даже шрама не осталось, а только памятка.

Артемида задрала голову и на горле любимой женщины я увидел лишь белую черточку.

— Зачем злиться на Геру? Гера сама умирала несколько раз, да и остальные боги — все, кого проглотил их отец и мой дед, тоже не стали бессмертными сразу. Разве что, отцу повезло, но не уверена. Он молчит, а подробностей мы не знаем. Может быть, он и был первым, кто прошел этот путь?

А ведь и точно. Кронос глотал детей, а они медленно переваривались в его желудке, но как-то умудрились остаться в живых. Значит, они умерли и возродились. Но Зевса-то не глотали.

— Скорее всего, отец сам приказал Гере отправиться на Делос, где мы тогда жили, чтобы убить нас и проводить в Аид. Но не спеши его осуждать. Другого способа получить бессмертие Зевс не знает. Великая мать Гея знает, но не наделяет им ни смертных, ни даже богов. Даже ее любимцы — Изначальные, они не бессмертны, а долгоживущие. Та девочка из ручья, которая подарила тебе электрон, погибнет, если вырубят ее рощу, а родник пересохнет.

Получается, нимфы — наяды и дриады, старше богов? А чего удивляться? Вначале появились маленькие боги, им на смену пришли большие.

А уж до чего интересный типчик папаша Зевс. Делает деток и отправляет на смерть. Если вспомнить мифы, то рождение богов и богинь сопровождается смертью. Даже если впрямую о том не сказано, можно догадаться. Вон, дочь Кадма, к которой Зевс приходил по ночам, попросила бога явиться в истинном облике, и что же дальше? Явился, испепелил. Семела погибла, а ребенок, известный как Дионис, бог виноделия, остался жив. Но остался ли жив или прошел тот же путь к бессмертию через подземное царство, что и моя богиня?

Глава двадцать пятая. Жалоба сатирессы

Ночью где-то неподалеку громыхала гроза. Она принималась за дело дважды — первый раз сразу после полуночи, а во второй — уже ближе к утру. Артемида каждый раз просыпалась с ударами грома и выходила из дворца посмотреть на молнии, бьющиеся с неба. В первый раз после возвращения моя богиня только неопределенно пожала плечами, а во второй раз уже твердо сказала:

— Астрапей.

Я посмотрел на супругу словно баран, увидевший красненькие ворота, закрывавшие хлев.

— А кто это?

— Это наш владыка и мой отец. Если он швыряет молнии, его называют Зевсом Молниеносным. Астрапей — тоже самое, только на старом языке, на пеласгийском.

— А... — протянул я, делая вид, что понял. Пеласги, кажется, это и есть нынешние греки, сиречь, эллины? Или я что-то путаю? Впрочем, Кронос с ними, с языками, а вот о том, что молнии — оружие Зевса, а не природное явление, мог бы и сам догадаться — перуны били по одному и тому же месту, а гроза к нам так и не придвинулась. Мысли сразу же метнулись к Гераклу. Уж не по нему ли владыка шарахает? Но так это или нет, не проверишь.

А утром явился и сам Геракл, тащивший на плече Гиласа. И сын Зевса и царевич дриопов покрыты ссадинами и царапинами, выглядели усталыми и голодными. Не говоря никому ни слова, полубог скинул Гиласа, а заодно и львиную шкуру на землю и отправился к поварам.

Пока полубог шумел на поварне, мы успели осмотреть шкуру и Гиласа. Хваленая шкура Немейского льва оказалась в подпалинах, а в паре мест даже и пробита насквозь. Гилас, хотя и не был пробит ни в одном месте, и подпалин на грязной шкурке парня не наблюдалось, но впервые за все время нашего знакомства он сидел тихонько, хлопал глазами и на вопросы не отвечал. Неужели-таки онемел? Сходить, что ли, принести жертву Зевсу за такое счастье? Нет, подожду. Онемевший Гилас — чудо, покруче существования кентавров или олимпийских богов, а чудес, как известно, не бывает.

Так оно и случилось. Гиласа вначале отпаивали водой, потом вином и, наконец-то, парень заговорил. Сказал пару слов заикаясь, потом уже выдал фразу, а дальше из него понесся целый поток слов. Оказывается, они с Гераклом пошли бить киммерийцев, но по дороге наткнулись на одноглазых циклопов, живших в здешних пещерах и немедленно набросившихся на безобидных прохожих. Дети Посейдона бросались камнями размером с корову и только каким-то чудом их не задели. Геракл, выломав ближайшую сосну, разил ею направо и налево, но великаны, упав на землю, опять поднимались. Тогда Гилас, храбро ринувшись на врагов сзади, принялся подрезать им поджилки, чтобы те не вставали, а когда Геракл измочалил одну сосну, то Гилас нашел вторую. Половину великанов герой сразил, а вторую загнал в море. Циклопы взмолились своему отцу Посейдону, и тот явился на защиту детей.

Владыка морской выскочил на берег прямо на колеснице, запряженной синими конями и начал метать в героев волшебным трезубцем, возвращавшимся в руку после каждого броска, а Амфитрид лупил морского владыку сосной. Наш полубог почти одолел бога. И быть бы Колебателю земли битым, но вмешался сам Зевс. Чтобы разнять брата и сына, главный олимпиец метнул молнию между ними, потом еще