— А нельзя ли заставить их копать землю? — спросил хозяин. — Эти руки были бы очень кстати!

— Я попытаюсь, — ответил Элиав. — Но, мне кажется, они и на это неспособны.

— Почему, Элиав? — удивился хозяин, а Алам насторожился.

— Вот почему. Если человек умеет работать, то он работает и даже получает от этого удовольствие — вроде тебя, наставник. Его голова занята, и ему вполне хватает тех богов, в которых верит весь Вавилон. А если он не умеет работать и не хочет учиться, то у него в голове появляются мысли о несовершенстве мира. И тогда он начинает искать виноватых. Одни считают, что виноваты царь, главный жрец или хотя бы подрядчик, который не позволил бездельничать и прогнал из лесорубов или из землекопов. Они начинают искать правду и ничем больше не занимаются.

Тут я вспомнил мерзавца, который ночевал под лестницей.

— А другие приходят к мысли поменять бога — при другом боге их безделье будет вознаграждаться… — продолжал Элиав.

— Ты что такое говоришь? — перебил его Алам.

— Перестань, — поморщился Элиав. — Ты же пришел в храм Тиамат на службу. Это твой способ зарабатывать деньги. И ты не бегаешь с тряпичными щупальцами на голове. Вот Вагад — он умеет работать, верит в Мардука и Асторет, и ему этого вполне довольно. Так, Вагад?

— Так, господин, — согласился я.

— А теперь ему придется думать о Тиамат, и это ему совсем не нравится. Ему нужна простая и спокойная жизнь, уютный дом, красивая жена, здоровые дети, и не надо обременять его голову всякой ерундой.

— Я никому не скажу, что ты назвал веру в Тиамат ерундой. Но берегись, как бы тебя не услышали эти безумцы. Могут и в клочья разорвать, — предупредил Алам.

— Ты бы привел к ним нашего жреца, пусть объяснит, что они тоже должны работать. Хоть во имя Тиамат, хоть во имя чумного бога Эрры.

Говорили они сердито. Но вдруг улыбнулись и похлопали друг друга по плечам.

— Идем, Вагад. Я должен присмотреть за тем, как обтесывают бревна для свай, — сказал хозяин. — И убедиться, что большие камни для Трубы доставлены. Ты не представляешь, как много всего требуется для Новой Башни! Она будет лучшей башней, она будет как невеста среди старух, она будет как столб света в ночи! Что ты хмуришься, осленочек?

— Мне не нравится, что Новая Башня принадлежит храму Тиамат, господин, — честно сказал я.

— Да не всё ли равно, кому она принадлежит! Она будет прекрасна, стройна и соразмерна, это главное. И прав был, кажется, этот хитрец Авенир: не всё ли равно, что знали Дишон, Ришарид и Питир, а чего они не знали! Ведь башни-то стоят! И счетное устройство с каждым годом совершенствуется! Может, там, откуда их принесли демоны, и башен настоящих нет, а они всё это выдумали, чтобы их слушали и кормили за удивительные истории. Но мы-то построили башни! И в них из денег делают деньги, а из тех — еще деньги… да… моя голова… держи меня, осленочек…

Потом я пошел к Лиш и Реш объяснять им, что для такого человека, как мой хозяин, еда должна быть получше. Они обещали поговорить с Нуш-Нуш о пирожках.

А вечером мы с Абдадом отправились к плотникам и помогали им делать носилки.

Несколько дней прошли в суете. Здание для счетного устройства подводили под крышу, и Элиав согнал туда всех, способных трудиться. Это было не очень красивое здание, но хозяин сказал, что оно временное. Настоящее помещение он задумал устроить во втором ярусе Новой Башни, и оно займет весь ярус. Но устройство перенесут туда не раньше, чем будет возведен десятый ярус: тогда можно будет какое-то время обходиться без него.

— Евер собрал самые лучшие, самые ценные таблички, и в голове его — такие правила работы устройства, что Агенору и не снились! — сказал хозяин. — Теперь главное — всё это соединить вместе, и таблички из Нашей Башни, и таблички из Другой Башни, и таблички из Серебряной Башни. Они должны подружиться, чтобы работать вместе, понимаешь, осленочек?

— Да, господин, — сказал я, хотя ничего не понял.

Евер с помощниками работали днями и ночами. Мы таскали хозяина то к прудам — убедиться, что канавы, проведенные от них, тянутся именно туда, куда ему нужно, то к плотникам, то к кирпичникам. Всё было заготовлено — кирпичи, сложенные вместе, были как дома без окон и дверей, белые камни для Трубы стояли рядами, куча глины в высоту достигала четырех двойных локтей, а в поперечнике была не меньше двадцати.

И даже то, что Алам приехал из Вавилона с плохой новостью, не слишком повредило общему восторгу. Главным жрецом Тиамат оставался тот, что был поставлен раньше, но храм отказался забирать войско Тиамат и велел подыскать для каждого хорошее и неутомительное ремесло, лишь бы эти люди больше не появлялись в Вавилоне.

Нам дали несколько дней отдыха и приказали кормить сытно — предстояла настоящая работа.

Я видел во сне Новую Башню, светлую и величественную, в которой все мы шестеро станем большими людьми. И Лиш видела ее во сне.

— Мы могли бы жить на третьем или на четвертом ярусе, — говорила она, — чтобы выводить детей к прудам. Я не хочу, чтобы наши дети росли, не выходя из башни. Они будут бегать по траве и купаться в прудах… Но сперва — обряд!

— Я отпрошусь у хозяина, чтобы нам съездить в Вавилон, — пообещал я, — и нужно забрать те деньги, что я заработал, иначе нас и на порог храма не пустят.

— Поговори с ним сегодня, милый.

— Поговорю.

И мы с Абдадом ждали хозяина у дверей дома для счетного устройства, и оба предавались мечтам: Абдад знал от меня, что в харчевню привезли козлятину, и хотел купить на ужин мясную похлебку, а я хотел договориться о свободном дне.

Хозяин вышел из дверей в полночь. Его вели под руки Евер с помощником. Вид у хозяина был такой, будто он перебрал крепкого изюмного вина. У Евера — будто он шесть дней назад помер, и его извлекли из гробницы.

— Что я говорил! — выкрикивал хозяин. — Что я говорил! Всё получилось! Бубук! Где ты запропал? Вот, вот! И не нужно ничего лишнего! Простая рамка с отделениями! И ременный жгут! И никаких зубчатых колес!

— Это сделано на скорую руку, — похоронным голосом отвечал Евер. — На скорую руку, наставник! И возможности невелики…

— Вот, вот! И пусть Ровоам проглотит собственный болтливый язык!

— А если делать по-настоящему, нужно сто сорок четыре ячейки…

— И Амалек пусть подавится своей дурацкой печатней!

— …и к ним больше двух сотен…

Так они говорили наперебой и вряд ли слышали друг друга.

— Ослятки мои, праздник, праздник! — воскликнул хозяин. — Бубук, где таблица?

— Бурче унес ее обжигать, — сказал, выйдя из дома, Бубук и зевнул не хуже крокодила. — Она будет рано утром.

— Евер, пусть там сделают еще шесть или семь таблиц, это ведь быстро. И пусть отнесут к печи, чтобы Бурче мог их с утра принести, и я бы разметил их мелом.