Вьянелло по-прежнему сидел за столом и смотрел на него со странным выражением, но Брунетти ничего не мог ему ответить, ответить так, чтобы тот поверил. Поскольку он был без пяти минут героем, он вернулся наверх, закрыл дверь своего кабинета и в течение часа смотрел в окно. Несколько рабочих наконец-то появились на лесах Сан-Лоренцо, но никак нельзя было сказать, что же они делают. Никто из них не поднимался на крышу, так что черепица оставалась нетронутой. И никаких инструментов у них, кажется, не было. Они ходили по разным ярусам лесов, то поднимаясь вверх, то спускаясь вниз по связывающим их лестницам, сходились, разговаривали, потом расходились и снова принимались карабкаться по лестницам. Это очень напоминало деловитую активность муравьев: цель, судя по всему, существует, но невозможно понять, что это за цель.

Зазвонил телефон, и он отвернулся от окна, чтобы взять трубку:

— Брунетти.

— Комиссар Брунетти, это майор Амброджани с американской базы в Виченце. Мы с вами недавно встречались по поводу смерти того военнослужащего в Венеции.

— А-а, да, майор, — сказал Брунетти после паузы, достаточно долгой для того, чтобы тот, кто слушал этот разговор, понял, что он вспомнил майора с трудом. — Чем могу быть полезен?

— Вы уже помогли нам, синьор Брунетти, по крайней мере моим американским коллегам, найдя убийцу этого молодого человека. Звоню, чтобы поблагодарить вас лично и передать благодарность американского командования базы.

— Это очень любезно с вашей стороны, майор. Весьма признателен. Любую посильную помощь Америке, в особенности представителям ее правительства, мы оказываем с удовольствием.

— Как это мило, синьор Брунетти. Я, разумеется, передам им ваши слова в точности.

— Да, прошу вас, майор. Я могу что-нибудь еще для вас сделать?

— Пожелать мне удачи, наверное, — сказал майор Амброджани с каким-то ненатуральным смешком.

— С радостью, майор, но в чем?

— Я получил новое назначение.

— Куда?

— На Сицилию. — Когда Амброджани произнес это слово, голос его внезапно стал ровным, лишенным каких-либо чувств.

— Но ведь это же замечательно, майор. Мне говорили, что там великолепный климат. Когда вы уезжаете?

— В эти выходные.

— Так скоро? И когда ваша семья присоединится к вам?

— Боюсь, что это вряд ли возможно. Мне поручили командовать маленькой частью в горах, и там никак невозможно разместить семьи.

— Печально слышать это, майор.

— Ну, наверное, это в природе нашей службы.

— Да, наверное. Мы можем что-нибудь сделать для вас здесь, майор?

— Нет, комиссар. Еще раз благодарю вас от себя и от моих американских коллег.

— Благодарю вас, майор. Желаю удачи, — сказал Брунетти, и это были единственные слова, которые он проговорил искренне.

Он положил трубку и снова принялся рассматривать леса. Рабочих там уже не было. Неужели, подумал он, их тоже послали на Сицилию? Сколько времени может человек выжить на Сицилии? Месяц? Два? Амброджани говорил, сколько ему остается до отставки, но он забыл, сколько именно. Брунетти надеялся, что он сумеет дотянуть до этого срока.

Он опять подумал о трех молодых людях, каждый из которых был устранен, как пешка, отброшенная грубой рукой. До этой минуты он считал, что эта рука могла принадлежать только Вискарди, но перемещение Амброджани означало, что в игру включены и другие, более могущественные игроки, которым ничего не стоит смахнуть с шахматной доски и его, Брунетти, и Амброджани. Он вспомнил надпись на одном из пластиковых мешков, наполненных смертью: «Собственность правительства США». Его передернуло.

Ему незачем было искать адреса в папке. Он вышел из квестуры и направился к Риальто, ничего не видя, не сознавая, мимо чего идет. На Риальто, внезапно охваченный усталостью при мысли о том, что придется и дальше тащиться пешком, он подождал первого трамвайчика и сошел на второй остановке, у Сан-Стае. Хотя он никогда не был здесь, ноги довели его до двери, Вьянелло сказал ему — казалось, несколько месяцев тому назад, — где это находится. Он позвонил, назвал себя, и дверь резко распахнулась.

Двор был маленький, там ничего не росло, ступени вели наверх от его скучной серости. Брунетти дошел до самого верха и поднял руку, чтобы постучать в деревянную дверь, но Вискарди открыл ее прежде, чем он успел сделать это.

Синяк у Вискарди под глазом стал светлей, кровоподтек почти исчез. Однако, улыбка оставалась прежней.

— Какой приятный сюрприз, комиссар. Входите же.

Он протянул руку, но когда Брунетти не обратил на нее внимания, придержал ею дверь, впуская гостя.

Брунетти вошел в вестибюль и подождал, пока Вискарди закроет за ним дверь. Он почувствовал непреодолимое желание ударить этого человека, совершить над ним какое-то физическое насилие, сделать ему больно. Но он только прошел следом за ним в просторный, полный воздуха зал, выходивший, должно быть, на сад позади палаццо.

— Что я могу для вас сделать, комиссар? — спросил Вискарди вежливо, но не сочтя нужным предложить Брунетти сесть или выпить.

— Где вы были прошлой ночью, синьор Вискарди?

Вискарди улыбнулся, глаза его стали теплыми и нежными. Вопрос его ничуть не удивил.

— Я был там, где обязан находиться по ночам всякий порядочный человек, Dottore, — с моей женой и детьми.

— Здесь?

— Нет, я находился в Милане. И поскольку я могу предварить ваш следующий вопрос, сообщу, что там находились еще и другие люди — двое гостей и трое слуг.

— Когда вы прибыли сюда?

— Сегодня утром, на раннем самолете. — Он улыбнулся и, сунув руку в карман, вынул маленькую синюю карточку. — Ах, как удачно. У меня сохранился посадочный талон. — Он протянул талон Брунетти. — Хотите осмотреть его, комиссар?

Брунетти не обратил внимания на его жест.

— Мы нашли того молодого человека, который был на фото, — сказал Брунетти.

— Молодого человека? — переспросил Вискарди, помолчал, а потом сделал вид, что вспомнил. — Ах да, молодого преступника, фотографию которого ваш сержант показал мне в тюрьме. Вам сказал вице-квесторе, что мне показалось, будто я припоминаю его? — Брунетти пропустил вопрос мимо ушей, и Вискарди продолжал: — Значит ли это, что вы его арестовали? Если к тому же это означает, что вы вернете мне мои картины, жена будет в восторге.

— Он умер.

— Умер? — повторил Вискарди, изумленно выгнув бровь. — Как жаль! Это была естественная смерть? — спросил он, потом помолчал, словно взвешивая следующий вопрос. — Наверное, передозировка наркотиков? Мне говорили, что такие случаи бывают, особенно с молодыми людьми.

— Нет, это не была сверхдоза. Его убили.