— Теперь все кончено. Вашего киллера больше нет.

— Думаешь, они не найдут другого? В том-то и дело, что методика отработана. Кандидат уже отобран, один камбоджиец из Шри-Ланки. У парня даже никакой дурацкой клички нет, что еще предпочтительнее. Там его сейчас Джексон ищет.

Мило допил водку и еще раз наполнил оба стакана.

— Ты пытаешься убедить меня, что я должен что-то сделать. Что?

— Ей-богу, Мило, ты не дурак и сам все понимаешь. Без улик у тебя ничего нет. Только то, что я тебе рассказал. А если они узнают, что ты сейчас здесь, то позаботятся, чтобы и я замолчал.

— Они не знают, где я.

— Я бы на твоем месте не был так уверен. Имей в виду, избавившись от меня, они позаботятся и о том, чтобы ты тоже никому ни о чем не рассказал.

У виска задергалась жилка — верный признак беспокойства. Старик, конечно, прав. Мило потер щеку.

И тут же другая мысль: Грейнджер лжет. Старик сам загнан в угол. Знает, что Мило отвезет его на авеню Америк. Может быть, даже предвидел такой вариант. «Шпионаж — одна большая легенда». Грейнджер тоже не представил доказательств, а все, что он говорил, было не более чем болтовней, словесной трухой, которой заполняют пустоты между реальными событиями.

Уивер вдруг поймал себя на том, что задержал дыхание. Вдохнул. Да, миленькая история. Сочинить такую мог разве что ветеран вроде Грейнджера. Получилось, надо признать, убедительно — он и сам едва не поверил.

Мило поднял стакан — старик с готовностью подставил губы. Едва он сел, как на столе у стены зазвонил телефон. Мило посмотрел на Грейнджера.

— Ждешь кого-то?

— Который час?

— Одиннадцать.

— С местными я давно не общаюсь. Может, Фицхью проверяет.

Мило поднялся — в голове шумело, но ясности мысли он не утратил — и выключил лампу. Телефон продолжал звонить уже в темноте — седьмой гудок, восьмой… — а он стоял у окна, отвернув тяжелую штору, и всматривался в темноту. Он видел деревья и блестевшую в лунном свете гравийную дорогу, а потом на луну набежало облако, и картина растворилась. На девятом звонке телефон умолк.

Мило не знал, что думать, чему верить.

— Уходим.

— Ради бога, — проворчал Грейнджер. — Я устал. Вымотался. Порыбачил бы сам целый день…

Он оглянулся — фигура в кресле поникла, голова опустилась вперед. В тишине отчетливо слышалось тяжелое, надсадное дыхание.

— Ты как?

Старик поднял голову.

— Просто притомился. Поверь мне, если там кто-то и есть, то только парни из Компании. Предпочитаю, чтобы пустили в расход в собственной постели, чем поджаривали несколько месяцев в камере, а потом пристрелили на какой-нибудь вшивой конспиративной квартире.

Мило снова повернулся к окну. Озеро, луна и тишина. Если хвоста не было, то и спешки нет. Все это нервы; ему просто отчаянно хочется поскорее поставить точку. Он отпустил штору.

— Ладно. Уйдем утром. Рано. А вот спать придется вместе.

— Ты всегда на меня заглядывался.

— И хватит пить.

— Я только начал, — возразил Грейнджер. — Может, снимешь ленту, чтобы я сам себе налил? Выпью скотча. Что-то водка мне не пошла.

Спали в комнате наверху. В ящике кухонного стола Мило нашел шпагат, один конец которого обмотал вокруг запястья Грейнджера, второй — вокруг своего. Ночь прошла спокойно, если не считать, что в какой-то момент старик проснулся и заговорил:

— Хочу, чтобы ты знал, — мне это не нравилось. Поэтому я и соврал, сказал, что наши Туристы для операций по ликвидации не готовы.

— Успокойся. Спи.

— Знал бы, чем все кончится, придумал бы, как пресечь это в зародыше. Может, если б я дал добро на использование наших Туристов, мы и смогли бы удержать все под контролем.

— Спи, — повторил Мило, и Грейнджер откинулся на подушку и захрапел, как будто ничего и не говорил.

Утром встали, побрились, приняли душ. Мило не выпускал Грейнджера из виду. Старик приготовил на завтрак яичницу с тостами. Сначала ел молча, потом начал заново, словно хотел убедить Мило, что теперь ему нужно верить.

— Нет, правда, я рассчитывал, что ты найдешь ответы. Глупо, наверное, но тогда мне так не казалось, — Грейнджер опустил вилку. — Ты ведь мне не веришь?

— Нет, — ответил Мило, прожевав. — Не верю. А если бы и верил, все равно отвез бы тебя туда. Я так жить не могу, а ты единственный, кто способен поправить положение. Для меня. Для Тины.

— А… — с блеклой улыбкой протянул старик. — Семья. Конечно. — Он с усилием сглотнул. — Наверное, ты прав. Ты еще молод, чтобы портить себе карьеру из-за такой мелочи. Они что-нибудь придумают. Представят дело так, что виноват только я один. Упрячут меня подальше и начнут заново. С тем парнем, камбоджийцем.

Мило старался не слушать; сейчас его беспокоило только собственное будущее. Он отвезет старика на Манхэттен, поможет на допросах, а потом улетит в Техас — за семьей. Все просто.

Закончили. Мило вымыл посуду.

— Пора.

Словно прочитав его мысли, Грейнджер кивнул.

— Пора возвращаться к нормальной жизни.

Мило надел пиджак, потом нашел куртку для старика. Проверил карманы.

— Знаешь, — сказал Грейнджер, — у меня такое чувство, будто, разговаривая с тобой, я предаю империю. Ну не смешно ли? Со времени последней большой войны мы, как псы, помечали свою территорию. После одиннадцатого сентября все изменилось, надобности в улыбках больше нет. Можно бомбить, калечить, пытать сколько душе угодно, потому что против нас только террористы, а их мнение ничего не значит. Знаешь, в чем реальная проблема?

— Собирайся.

— Проблема в таких, как я, — словно не слыша, продолжал Грейнджер. — Империи требуются люди железные. Я больше не гожусь — недостаточно крепок, мне еще нужны какие-то придумки для распространения демократии.

— Собирайся, — повторил Мило.

Старик хмуро посмотрел на него.

Вышли. Утро выдалось прохладное, солнце еще не выглянуло из-за деревьев. Пока Мило закрывал дверь, Грейнджер стоял, подбоченясь, в сторонке и смотрел на дом.

— Вот чего мне будет недоставать.

— Не раскисай.

— Я был честен с тобой, Мило. По крайней мере, в этом доме.

Взяв старика за локоть, Мило повел его вниз по ступенькам к засыпанной листьями дорожке.

— До машины придется пройтись. Твою брать не хочу.

— Ничего, не рассыплюсь, — улыбнулся Грейнджер.

Что-то прожужжало возле уха, как комар, и он дернулся. Улыбка осталась на лице, но голова запала назад, а на лбу появилось что-то вроде пятнышка тени. Жужжащий звук повторился — Грейнджера развернуло, а из плеча брызнула кровь. Мило разжал пальцы, и старик завалился лицом вперед и немного вбок. На затылке у него зияла страшная, развороченная дыра, из которой на песок вытекала кровь и что-то еще.