– Покажись! – просит Рыжий напряженным голосом, и я с готовностью отворяю шторку примерочной, выступая наружу. Ожидаю, что он сейчас одобрит свой выбор, но он лишь бросает, сухо блеснув глазами.

– Что ж, неплохо. Немного смело для тебя, вечерний вариант платья для приватного коктейля… И все же, это репетиция, Таня, а нам нужен финал.

Он заставляет меня примерить еще с дюжину модных платьев, раскрыть десяток коробок с обувью, ничего не говоря, лишь требуя, все больше мрачнея во взгляде, и когда мы, наконец, возвращаемся к машине, я не могу удержаться от вопроса, хотя знаю, что не имею права задавать его.

– Артемьев, скажи, все так безнадежно, да? Мне ничего не подходит?

И услышать в ответ совершенно неожиданное, сказанное почти со злостью, избегая смотреть в глаза:

– Глупости! Эти платья просто недостаточно хороши для тебя, вот и все.

Вот и все. И я не знаю, что думать, пока «BMW» Рыжего везет нас по ярко освещенному проспекту в самый центр города, прочь от торговой галереи и промелькнувшей в моей жизни череды модных нарядов. Красивых, дорогих, стильных, но, как оказалось, недостаточно хороших для Коломбины.

Рыжий-Рыжий, а говорил кольчуга.

Здесь самое время объявить: «Занавес!» и оглушить тишину ожидания громким зловещим смехом, навсегда оставляя глупую затею с перевоплощением Коломбины в прошлом.

– Ну, здравствуйте, молодые люди. Я – Гарик!

– Очень приятно. А я – Таня.

– Скажите пожалуйста… Какой интересный экземпляр для работы.

Мужичок, открывший нам с Рыжим дверь квартиры в обычной пятиэтажной хрущовке, оказывается худым как щепка человеком лет пятидесяти, с унылым лицом, красными космами волос и походкой стареющей балерины. Он важно покашливает в кулак, хлопает неестественно длинными ресницами и морщит лоб, разглядывая нас, и мне приходится оглянуться на своего провожатого, прежде чем решиться переступить порог ярко освещенного дома.

– Проходи, Таня, не бойся. На Гарика все так реагируют, он уже привык.

Ну и ладно. Обещала не задавать вопросов – не буду. Я смело шагаю в прихожую, протягиваю хозяину квартиры руку для приветствия, но ее неожиданно берут двумя пальцами, словно блоху пинцетом, и вздергивают над головой, заставляя меня медленно повернуться вокруг своей оси.

– Вульгарщина. Безвкусица и дешевка. Простота на уровне художественного свинства.

– Ч-что?

– А то! – тонкие губы Гарика куксятся, как у ребенка, пока серые глаза смеряют меня оценивающим взглядом, не позволяя обидеться. Искренне оскорбляясь представшей перед ним картине. – Дорогуша, чтобы носить такие вещи безнаказанно, нужно как минимум ненавидеть окружающий мир, а как максимум – чувствовать себя в душе Черной вдовой, готовой вонзить смертельное жало в горло каждому, кто оспорит твое частное право на индивидуальность. Голодной паучихой, а не трусливым зайцем. Улавливаешь разницу?

Улавливаю, но едва ли могу найти сейчас слова оправдания.

– Гарик, полегче, – приходит на помощь Бампер, закрывая за нами входную дверь, ободряюще мне улыбаясь. – Помнишь мой подбитый глаз пару лет назад? Ее работа. С этой девчонкой можно обжечься, поверь личному опыту.

– Правда? – похоже, мужчина удивляется не на шутку. Картинным жестом откидывает со лба косую челку и вскидывает голову, чтобы недовольно заметить. – Какая грубая выходка! – Но тут же вновь меняется в лице, неспешно поворачивая меня перед собой, отдаваясь на волю мысли. – И какая тонкая кость. У девочки потрясающая кожа, восхитительная линия рук и груди… Плечи не хуже, чем у самой Беллуччи. Определенно, за нее стоит взяться.

– А вот льстить не обязательно.

Рыжий с Гариком переглядываются, но я решаю оставить их молчаливый ответ без внимания. Разве что одергиваю порядком занемевшую руку, прижимая ладонь к себе, удивляясь знакомому Бампера. Но меня не намерены отпускать так просто, и под ярким светом настенных ламп пальцы-пинцеты странного мужчины вновь касаются тела, на этот раз приподнимая вверх мой подбородок.

– Замри! – неожиданно вскрикивает хозяин дома, когда я в обход собственному желанию норовисто вырываюсь из брезгливой на вид хватки, не понимая, что он от меня хочет. – ВиктОр, ты видел? – делает ударение на последнем слоге, подзывая к себе Рыжего. – Какие выразительные глаза! Она всегда такая? Вот как сейчас?.. И губы. Бог мой, какой потрясающий рот! Камера такой любит! Давно не видел ничего подобного. Детка, тебе говорили, что таким ртом только…

Я бы и сама ответила, если бы успела, но голос Рыжего опережает меня, прозвучав над нами неожиданно холодно. Не дав мужчине закончить мысль:

– Гарик, а не заткнулся бы ты? Давай без проезда по ушам и лишней философии. Ближе к делу, маэстро, иначе прямо сейчас свернем наш гешефт нахрен.

В голосе Бампера слышится неприкрытое раздражение и сугубо мужская злость, и красноволосый маэстро тут же вскидывает руку в защитном жесте.

– Но-но! Полегче, парниша. Я эстет, а не змей-искуситель, не забывай. И да, от фантазий не застрахован! На всякий случай напомню, ВиктОр, что я – выбраковка гендерного порядка, моей душе милы цветы Адониса и Париса, а не юной Персефоны, отнюдь!

– Вот и держи свои фантазии и любовь к цветам при себе. Ты знаешь, Гарик, о чем я. С девчонками Карловны можешь вести себя, как посчитаешь нужным, а с моей – помолчи, Коломбина, когда тебя не спрашивают! – не дает Рыжий возможность вставить хоть слово, превращаясь в уже знакомого мне по клубу циничного типа, – выбирай выражения. Я твои условия принял, прими и ты мои. Меньше философии, больше дела. И помни, что мы спешим.

Сказано довольно грубо, но странный мужчина не обижается.

– Окей, молодые люди! Как скажете! – поджимает рот в намеке на высокомерную улыбку, манерно всплескивая руками. – Больше ни слова, одна работа! Если это именно то, что вам нужно от Гарика, вы получите все в исключительном виде! Не будь я самим маэстро Синявским!

Мужчина хлопает в ладоши и проходит в дом, по-девичьи развернувшись на носочках домашних туфель. Вежливым жестом приглашает следовать за ним, и Рыжий устало выдыхает вслед, качая головой. Увлекая меня за плечи внутрь квартиры.

– Извини. Если бы мы располагали временем, я бы справился сам, а так надо довериться, потерпи.

– А кто он, этот красноволосый?

– Гарик? Да так, философ от моды, ты же слышала. Мастер образа и художник человеческих душ. Неплохой мужик, если разобраться, и если там от мужика что-то осталось. Когда-то тесно работал с матерью, а теперь больше самостоятельно «пишет» портреты моделей для журналов и частных фотосессий. Карловна любит эксперименты, Гарик же человек камерный в прямом и переносном смысле. Ему тишину и объектив подавай.

Я верю Рыжему, все в квартире Гарика так и кричит о связи хозяина с индустрией красоты: расставленные по углам аксессуары для фотосъемок, детали мебели, греческие статуи, элементы египетских фресок и даже макет фентезийного дракона. Дорогая техника в хаосе красивых и непонятных вещей, множества мужских и женских фотографий в разных образах, вот только почему нервничаю до дрожи – не пойму. И почему со страхом встречаю гримерную комнату, где на специальном столике разложено столько косметики, что ее хватило бы, чтобы загримировать под мир Средиземья знаменитый хор имени Пятницкого – тоже.