Одоевские ворота отворили и чуть более двухсот защитников крепости, вывалили грозовым потоком вперед, в рукопашную бросившись на янычар. Мирон и Василий Сабуровы были в числе первых, на своих верных жеребцах и накинулись на неприятеля ожесточенно и сильно.

Но крымцы, также наслышанные от плененных русских о том, что к городу приближается русский царь с громадным войском, не желали просто так уходить и бились жестко и дико. В какой-то момент Мирон оказался окружен тремя янычарами. Раненый в бочину, он все равно не устрашился и бросался на недругов, отражая многочисленные удары. Левая рука его, раненная еще два назад жутко болела, но он, стискивая зубы, все равно бился ею, сжимая длинный топорик, твердой ладонью. Понимая, что находится в отчаянном положении, он вынужден был применить тайный навык, которому обучали его в монастыре. Отключив разум и действуя только на животных инстинктах, Сабуров, совсем не боясь опасности, начал стремительно и бешено рубить янычар, словно дикое животное, убивая одним смертоносным ударом и раня всех приближающихся к нему. Словно зверь, он стремительно перемещался, и наносил быстрые мощные удары по янычарам, отражая, что его тело, словно тело животного, которое жаждет только выжить и убить противника любой ценой. Его рука с палашом и другая с топором, словно в жутком кровавом сне поднималась и поднималась, и в этом трансе он пребывал почти полчаса. Но вскоре его левое плечо сильно прорубил саблей один из янычар, который подкрался к нему сзади. Да Мирон зарубил его насмерть, но теперь его левая рука, пробитая ранее в локте стрелой, а теперь порубленная в плече, стала совсем неживой. Ощущая, как кровоточивая рана в плече горит огнем, он упорно продолжал сражаться только правой рукой. Но через некоторое время, меткая стрела одного из янычар вклинилась прямо в ключицу Сабурова и он, захлебываясь кровью, безжизненно упал на землю…

Мирона нашли только спустя час, когда полчища крымского хана в испуге отступили от стен Тулы, завидев приближающиеся русские войска. Его перенесли за кремлевские стены и Василий, вытащив из его горла стрелу, перевязал брата, остановив сочившуюся кровь из его ключицы. Однако, глубокие раны в боку и плече Мирона сильно кровоточили, и молодой человек не приходил в себя почти сутки.

Подоспевшие русские полки князей Репнина, Салтыкова, Щентяева и Курбского, испугали своими многочисленными рядами семитысячное войско Девлет Гирея, который без боя, стремительно бежал из Тулы. Встав лагерем у кремлевских стен, русские полки начали дожидаться появления остальных двадцатитысячных полчищ янычар, которые возвращались теперь с захваченными пленными русскими к крепости, рассчитывая примкнуть к своему стану. Но, увидев у крепостных стен русское войско, крымские и турецкие янычары с ожесточением бросились в бой и были разбиты. Плененные русские, которых готовили для продажи в рабство в Турции, были освобождены, а захватчики понесли огромные потери. Испуганно отступая от Тулы, крымцы побросали всю свою артиллерию, провиант и обозы. А русские царские полки еще долгие версты, преследуя наглых янычар, расправлялись с отставшими отрядами нечестивых, не давая им живыми уйти с русской земли.

Почти три дня у Мирона был жуткий жар, а его три раны в ключице, в боку и плече, открывались и из них сочилась кровь. Василий и Людмила, сменяя друг друга, день и ночь не отходили от его постели. Лишь на четвертые сутки младший Сабуров пришел в себя и увидел рядом сидящую на лавке Людмилу, которая чуть прикрыв глаза, дремала. Сглотнув сухой ком в горле, Мирон хрипло прошептал:

— Водицы мне дай, милая…

Услышав его голос, девушка вмиг встрепенулась и выпалила, вскакивая на ноги:

— Да сейчас!

Вернувшись с деревянным ковшом, наполненным водой, она одной рукой придержала голову молодого человека, чуть приподнимая, а другой, подставляя к его губам живительный сосуд с питьем. Мирон жадно выпил почти весь ковш и устало откинувшись на подушку, тихо спросил:

— Крымцы?

— Разбили их тульские, да полки царские, что на помощь подоспели. Ханские янычары так бежали, что и шатры и коней и пушки, все побросали, — добавила она. — А три дня назад стали возвращаться остальные нечистые, что грабили окрестные деревни, да вместе с пленными, которых в рабство хотели угнать. Так царские стрельцы и другие воины, такой силой на них пошли, что разбили их всех, да всех пленных освободили. Бежал прочь Девлет Гирей вместе со своими янычарами. А царские то полки их далее преследовали, да добивали. Вся дорога до дальней реки Шиврони теперь трупами янычар да туров усеяна…

— И поделом им, не будут своими ножищами по нашей земле ходить… — тихо подытожил Мирон и чуть прикрыл глаза.

— За Василием я сбегаю, — отозвалась Людмила. — Чтобы он осмотрел тебя. Он дрова на дворе рубит, чтобы костер запалить. В кремле то только раненые остались. Я на всех еду готовлю, да перевязываю всех.

Последующие дни Василий лечил Мирона разными отварами и прикладывал к его ранам толченые и заваренные травы от обеззараживания и заживления. Перевязывая его чистыми тряпками, которые Людмила стирала по два раза на день, Василий и девушка пытались сделать все, чтобы младший Сабуров выжил. По повелению воеводы, они остались жить в стенах Тульского кремля, который теперь туляки приводили в должный вид, после пожарищ и пушечных ядер. Все остальные жители давно разбрелись по своим дворам, и в нескольких избах в кремле пребывали некоторые раненые стрельцы, Сабуровы, да Людмила с некой старухой, за которой в скорости приехали родные из Петровской слободы. Мирона постоянно мучил дикий жар, а его многочисленные раны не давали ему покоя.

Русское царство, Тульский кремль,

1572 год, 13 июля

В тот день Мирон чувствовал себя гораздо лучше, чем в предыдущие дни. Правда его все еще лихорадило, но раны почти не открывались и только немного болезненно ныли. Он даже отведал супа, который Людмила сварила в печи, и попросил еще добавки. Его хороший аппетит говорил о том, что молодой человек пошел на поправку. Он чувствовал себя уже довольно сносно, но все равно подниматься в кровати ему было трудно, ибо это действо вызывало в его теле сильную испарину, а его раны причиняли ему адскую боль. Заваривая успокаивающие лечебные чаи, Василий ими хоть немного снимал боли Мирона, но все же даже повороты на бок давались больному очень тяжело.

Теперь молодые люди ждали, когда Мирон поправится, чтобы следовать дальше, искать части Чаши, ибо Людмила разгадала очередные фразы колдуна.

Ближе к вечеру Мирон, который с утра не сомкнул глаз из-за ноющих ран, наконец, после успокаивающего настоя валерианы Василия, задремал. Василий и Людмила занимались своими делами. Девушка ходила на реку Упу стирать белье, а старший Сабуров на улице чинил прохудившееся седло.

Странный гнетущий сон завладел сознанием Мирона. В неприятном кошмаре, он словно находился на некоем кладбище. Красноватые огоньки окружали его, а вокруг вставали ожившие зловещие мертвецы. Сабуров совсем не боялся их, но во сне знал одно, ему надобно было найти некоего человека – воина, высокого и окровавленного. Он ходил между мертвецами, которые пытались пугать его, но не находил нужного.