Она старалась, чтобы ее слова звучали уверенно, но из памяти не шли инструкции Арво и восточногерманских товарищей: ни в коем случае нельзя пересекать границы «demokratischen Sektoren», а то приспешники западного капитализма могут их похитить. Пытаясь сохранять хладнокровие, Нина прочла записанный на листке бумаги адрес нужного им магазина. Вера сверилась по карте.

— Нам сюда! — сказала она, увидев указатель с названием улицы.

Нина и Полина, глядя на схему Берлина, последовали за ней.

На углу Вера внезапно остановилась. Перед ними был киоск с овощами и фруктами. Сбоку, словно в сказке, высилась гора ярко-желтых бананов.

Полина и Вера стояли и смотрели на чудо, а Нина, взяв себя в руки, оглянулась по сторонам. Люди равнодушно шли мимо, ничуть не удивляясь ни бананам, ни рекламным щитам, ни ярко освещенным витринам. Всюду слышалась непринужденная болтовня, постукивание добротной обуви по асфальту. Куда ни глянь — довольные лица…

— Пойдемте, — отворачиваясь от бананов, сказала Вера.

Нина с трудом поборола соблазн потратить деньги не на трико, а на великолепные экзотические плоды.

— Может, пройдем здесь? — указывая на узкий переулок, предложила Полина.

В конце концов, они не делают ничего предосудительного, просто хотят купить вещи, необходимые им для работы.

Магазин оказался крошечной лавочкой без вывески. Внутри — парики, трико, ткани, о существовании которых они и представления не имели. Помимо бижутерии там продавались настоящие драгоценности, духи, кофе в зернах и английские сигареты. Владелицей магазинчика оказалась пожилая женщина с заплетенными в косу седыми волосами. Кроме нее, здесь не было никого.

Они растерялись, не зная, на что решиться. Нина купила отрез ткани для мамы, сигареты Виктору и трико для себя, а Вера и Полина все пересматривали товары. Хозяйка магазина, давая Нине сдачу, сунула ей в руку клочок бумаги:

— Может, пригодится.

Голос у нее был мягким, немецкий акцент едва слышен. Нина решила, что ей почудилось, но настойчивость пожилой женщины убедила ее. Она была настолько ошарашена случившимся, что только кивнула и положила записку вместе со сдачей в карман.

— Посмотри-ка! — крикнула ей Полина из противоположного угла.

В руке у нее были карманные часы.

— Это подарок Сергею!

Клочок бумаги в кармане обжигал пальцы Нины, словно зажженная спичка или тлеющие угли. Сердце ее бешено билось. Чтобы успокоиться, Нина подошла к Полине.

— У тебя с ним серьезно? — стараясь не выдать своего волнения, спросила она.

— Он такой замечательный, Нина! Я так счастлива!

Полина спросила, сколько стоят часы. Пока она расплачивалась, Нина думала о записке, лежащей в кармане. Что в ней и зачем хозяйка магазина дала ее Нине? Почему именно ей, а не ее подругам? Любопытство терзало душу, но она не осмеливалась заглянуть в нее.

Купив все, на что хватило денег, балерины направились прямиком к метро. Чувство вины довлело над ними. Нина старалась не глазеть на ярко освещенные витрины магазинов, на невиданные ткани, из которых были сшиты пальто и шляпы прохожих. Она стыдилась своего любопытства. Увиденное пошатнуло веру в то, чему ее учили. Почему «приспешники западного капитализма», о которых ей столько говорили, выглядят такими довольными и добродушными? Почему на улицах не лежат горы оставшегося после войны кирпича и всюду торгуют бананами? Очередей и сутолоки тоже не было видно.

Сев в поезд, идущий в обратном направлении, Нина почувствовала огромное облегчение. Только выйдя из станции метро и направляясь к гостинице, Нина осмелилась шепотом сказать своим спутницам:

— Смотрите, та женщина идет за нами.

Она заметила слежку еще по дороге из магазина.

Не оборачиваясь, Вера спросила:

— В серой шляпе?

— И ты тоже ее видела?

Нину бил нервный озноб. А если слежка напрямую связана с запиской в ее кармане? А как насчет Веры и Полины? Они тоже получили по записке, когда расплачивались? Или владелица магазина выбрала Нину только потому, что она первой подошла к ней? Нине ужасно хотелось расспросить подруг, но она не осмелилась.

— С нашей стороны это было всего лишь простительное недоразумение, — стараясь успокоиться, сказала она. — Если эта женщина на самом деле следит за нами, она уже все поняла. Мы просто ездили за покупками.

— А если она решит, что мы пытались скрыться? — негромко спросила Вера.

— Нет! — с апломбом заявила Полина. — С какой стати нам бежать за границу?

При этом она выглядела испуганной и растерянной. Ведь и она тоже видела, как живут «по другую сторону», видела зрелые желтые бананы и людей, которые шли мимо так, словно в этом нет ничего удивительного.

Нина подумала о Софии, солистке Большого театра, которую в последнюю минуту сняли с гастролей. Ходили слухи, что у нее в Западном Берлине живет какая-то родня. Теперь-то Нина поняла, в чем дело…

— Все знают, что бежать на Запад — полное безумие! — нервничая, заявила Полина.

Она выглядела бледнее, чем обычно. Темные пятна на скулах проступили с необыкновенной четкостью.

— Меня волнует состояние твоей кожи, — сказала Нина.

Глаза Полины забегали.

— Дядя Феликс сказал, что со временем все придет в норму, — сказала она. И чувствуя неловкость из-за того, что речь зашла о ней, добавила: — Надо быть идиоткой, чтобы хотеть жить на Западе!

— Если сбежать, тебя найдут и переломают ноги, — спокойным голосом заметила Вера.

Полина еще больше перепугалась.

— Нет разницы, куда бежать, — продолжала Вера, — они найдут повсюду. Их агенты везде, по всему миру. И что делать в чужой стране, где мы никого не знаем? Со сломанными ногами танцевать мы все равно не сможем.

Нине доводилось слышать подобное не раз. Она не понимала, к чему такая жестокость. Зачем калечить простую балерину, словно она предатель из советской разведки? Она подавила в себе желание оглянуться на женщину в серой шляпке.

— Боюсь, это моя вина, — дрожащим голосом сказала Полина.

— О чем ты?

— Моя вина, что эта женщина следит за нами. — Полина замедлила шаг. — Зачем мне все это?! Я всего лишь балерина. У меня мало друзей. Никто не доверяет мне своих секретов.

— Не останавливайся, — сказала Вера.

Нина не могла понять, к чему клонит Полина.

— Тебе приказали писать доносы? — шепотом осведомилась Вера.

Такое случалось довольно часто, даже в театральном мире. Людей «просили» информировать компетентные органы обо всем и обо всех. Нина знала нескольких человек, от которых следовало держаться подальше. Они были моложе ее и находились на вторых ролях — исполнительницы характерных танцев или вечные корифейки, не способные самостоятельно стать ведущими балеринами. Информирование компетентных органов могло помочь им в этом, поэтому они и подслушивали чужие разговоры. Нина знала о существовании доносчиков, но не думала, что это когда-нибудь коснется непосредственно ее. В конце концов, она не сделала ничего незаконного.