Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выдержав четверть часа, прапорщик взмолился:
– Хельгуша, давай передохнем!
Ведьма, не снижая скорости, пошла на посадку. Все-таки желание понравиться – ужасная вещь. Лихо маневрируя, Страхолюдлих правила между деревьями, отворачивая в самый последний момент. Наконец метла зависла в метре от земли.
Палваныч кулем свалился на лужайку.
– Понравилось? – с благородным кокетством спросила графиня.
– Очень, – выдохнул стоящий на четвереньках прапорщик. – На твоем самолете есть гигиенические пакеты?
– Зачем?
– А, отставить, может, так обойдусь…
Дубовых думал:
«Ну, блин, карикатура… Пятнадцать минут страха – и ты хрен знает где! А как бы здорово смотрелись в наших рядах метлострелковые подразделения. Да, автоматчики на метлах!»
Отдышавшись, он поинтересовался:
– В какой стороне Наменлос?
Хельга показала.
– Ну, пойдем, что ли? – прапорщик нетвердо зашагал в глубь леса.
– Может, полетим?
– Нет, Хельгуша. Позже.
Шли молча.
Палваныч мысленно уговаривал себя сесть на метлу. Он почти преодолел страх, но тут под ногами что-то тренькнуло, и Палваныч с Хельгой взмыли вверх, запутавшись в сетке, сплетенной из крепких толстых веревок. Повисли, раскачиваясь метрах в трех над землей. Классическая ловушка на человека.
– Что за карикатура?! – недоумевал прапорщик, пытаясь вынуть нож из мешка.
Увязшая в сетке Страхолюдлих молча призывала бедствия на тех, кто поставил капкан.
Из-за деревьев бесшумно выступили охотники – два здоровенных лохматых мужика в грязных лохмотьях.
– Гы, – осклабился один, демонстрируя миру щербатую улыбку. – Еда!
– Угу, – обрадовался второй, с копьем в руке.
– Чур, я ем бабу.
– Нет, бабу ем я.
– Нет, ты ешь мужика.
– Нет, мужика ешь ты.
– Я не ем мужика, я ем бабу.
– Ты не ешь бабу, ты ешь мужика.
– Мужика ешь ты, а я…
– Эй, отставить! – гаркнул из сетчатой авоськи прапорщик.
– Чего это он? – щербатый задрал голову, щурясь на солнце.
– Кричит… – ответил копьеносец.
– Гы… К тебе в суп просится.
– Не, к тебе.
Охотники возобновили бесконечные препирания.
Палваныч сосредоточенно сопел, пробуя достать из-за спины мешок с ножом. Не получалось, но он не сдавался.
Хельга прошептала:
– Это людоеды, осторожнее, товарищ прапорщик.
– А то я не догадался! – проговорил Палваныч.
– Ну, вот. Значит, я вовремя подсказала…
Дубовых внимательно посмотрел на спутницу. Она глуповато улыбнулась.
– Дурдом, – пробормотал прапорщик, возобновляя попытки вооружиться.
– А я настаиваю, что бабу съем я! – продолжал тем временем щербатый.
– Я – бабу, ты – мужика!
– Эй, заткнитесь! – проорал Палваныч. – Давайте бабу съем я, а ты, с копьем, сожрешь этого, без копья!
– А что?.. Идея… – копьеносец задумался, приценяясь к щербатому.
– Э-э… – заволновался тот. – Чего ты?
– И то верно. Чего я?
– Ты хотел сожрать его! – подлил масла в огонь прапорщик, работая рукой в поисках ножа.
Охотник с копьем не понял:
– Кого?
– Меня, дурья башка! – его подельник аж топнул.
– А ты кого будешь есть?
– Ух… Тебя, наверное…
Страхолюдлих дотронулась до плеча Палваныча.
– Тут какая-то веревочка к мешку примотана, – хихикнула она, дергая тесьму, которой прапорщик завязывал мешок.
– Издеваешься, что ли? – спросил Дубовых.
– Нет, правда она там! – обиженно сказала Хельга.
– Ну, так развяжи, – процедил сквозь зубы Палваныч.
– Развязала! – радостно провозгласила Хельга через пару минут.
– Умница! – похвалил прапорщик и нахмурился. – А что ты развязала?
– Веревочку.
– Да-да-да…
Палваныч наконец достал нож. Начал резать сетку.
Охотники не уставали полемизировать. Копьеносец почти сорвал голос:
– Лучше съесть их!
– Мы всегда хотим съесть других! Нужно разнообразить.
– Я тебя сейчас обезображу! Сожрем их, и точка.
А прапорщик наяривал ножом, от усердия высунув язык. Хельга что-то считала, загибая пальцы.
Вдруг Дубовых почувствовал, что сеть поддается, и в тот же миг выскользнул из ловушки, увлекая за собой Хельгу.
Услышав звук удара тел о землю, людоеды испуганно присели, а потом задали стрекача.
Прапорщик Дубовых тут же пришел в себя. Его организм жаждал битвы, разрушений и жертв. Палваныч мгновенно оказался на ногах, готовый к любым неожиданностям.
Однако неожиданности отсутствовали.
Хельга стояла над копьем, оставленным паникерами-людоедами.
– Хельгуша, – позвал прапорщик.
– Да, Пауль, – тихо отозвалась графиня.
– Ты нормально?
– Да.
Она подбежала к Палванычу и разрыдалась, уткнувшись ему в грудь.
– Ну, что ты… Это… типа… отставить… Ну? Отставить… Вот…
Он неловко гладил даму по голове.
– Передай всем нашим бойцам приказ. Пусть немедленно вооружатся штатным холодным оружием типа кинжал. Ваша магия хорошо, а ножик лучше.
– Так точно.
Мысли Дубовых вернулись к только что пережитому:
– Кто это был?
– Людоеды, – всхлипывая, ответила Хельга.
– А отчего такие тупые?
– Национальная особенность… А еще они умеют оглуплять свои жертвы. Это способ охоты.
– Ишь ты, загогулина, – подивился прапорщик. – Ну, эти-то слишком тупые оказались. А ревешь-то чего?
– Я себя помню! Там, наверху. Я тупая-тупая была… Стыдно! – женщина снова разревелась. – Не то, что ты. Ты какой был, такой и остался!
Палваныч гордо обнял Хельгу.
– Только я не пойму, почему ты не вызвал своего рогатого слугу? – спросила колдунья.
– Его-то?.. – замялся прапорщик. – Ну… Решил дать парню выходной.
Коля Лавочкин лежал на полу, беззвучно стеная от боли. Дыхание постепенно возвратилось. Парень встал на четвереньки, потом поднялся на ноги.