— Что ж, на вид он высокий и сильный, Хозяин, — произнес тот, кому досталось от Карстерса. — Похоже, из него получится отличное вместилище.

— Будь ты проклят! — вновь обрушился на него хозяин дома. — Идиот! Сколько раз можно тебе повторять, что… — На какой-то миг его голос перешел в яростное шипение. — Вон! Вон! Вас, дуралеев, ждет работа, как, впрочем, и остальных. Но сначала уясните: он — именно Тот Самый, утверждаю со всей ответственностью, и он пришел сюда по собственной воле, как то и должно быть.

Три фигуры растворились во мраке, но Карстерс остался. Он еще раз посмотрел на Титуса и затем произнес шепотом:

— Это был сон. Просто сон. И его, мистер Кроу, лучше забыть. Хранить его в памяти совершенно не стоит. Ведь это лишь сон… сон… сон…

Произнеся эти слова, он сделал шаг назад и задернул шторы. Лунный свет тотчас померк, и в библиотеке воцарилась кромешная тьма. Однако спящему еще долго мерещилось, что глаза Карстерса висят над ним в темноте, словно улыбка Чеширского кота.

Утром, когда тусклый, почти сумеречный январский свет проник сквозь пыльные окна, лишь оттенив угрюмое убранство библиотеки, Титус Кроу проснулся, потянулся и зевнул. Спал он плохо, и голова теперь раскалывалась от боли — да, не надо злоупотреблять хозяйским вином! А еще ему вспомнились обрывки сновидений… но ведь то был всего лишь сон, и его следовало выбросить из головы. И чем скорее, тем лучше…

Тем не менее, все еще лежа в постели, он попытался вытащить обрывочные образы сновидения из глубин памяти на поверхность. Ведь что-то все-таки ему снилось… Увы, у Титуса так ничего и не вышло. Он был готов поклясться, что во сне видел Карстерса и кого-то еще, но вот подробности… Наверно, они и не стоят того, чтобы их помнить.

Однако навязчивые мысли упорно отказывались исчезать. У Титуса возникло чувство, что, если он не вспомнит хотя бы самую малость, душевного спокойствия ему не видать. Так бывает, когда не можешь вспомнить нужное слово, которое вертится на языке — и с каждым разом ускользает. Еще у Титуса сохранилось смутное ощущение, будто ночью он слышал странный хор голосов, наподобие речитатива или литургии, который эхом отдавался в недрах дома. Откуда же он доносился? Уж не из подвалов ли? Не иначе как виной тому слова Карстерса, что в подвалы ему вход заказан. Видимо, подсознание углядело в них какой-то зловещий смысл.

Кроме того, юношу мучило жестокое похмелье. Вино, говорите?.. Крепкое?.. О да!

Титус поднялся с постели, надел халат и отправился на поиски ванной комнаты. Десять минут спустя он вышел из нее заметно посвежевшим и направился в столовую. Там он обнаружил короткую записку от хозяина дома: он, дескать, будет отсутствовать весь день, однако требует, чтобы Титус как можно скорее приступил к работе. Кроу пожал плечами, позавтракал, убрал за собой грязную посуду и уже хотел вернуться в библиотеку, как заметил на видном месте упаковку аспирина. Юноша улыбнулся предусмотрительности Карстерса. Похоже, старикан знал, что наутро неумеренность в спиртном даст о себе знать, и эти таблетки были призваны снять синдром похмелья, чтобы он мог приступить к работе с ясной головой.

Однако улыбка исчезла с лица Кроу, когда он вернулся в библиотеку и задумался, как лучше приступить к порученному делу. Чем дольше он разглядывал книги, чем дольше перебирал их, тем сильнее нарастало в нем подозрение, что старик их не просто коллекционирует, а использует. Видимо, вчерашняя предосторожность оказалась не лишней… Он вновь задумался о вчерашнем вопросе Карстерса и его «давней страсти» — астрологии. Странно, но на полках не нашлось ни одного тома по астрологии.

Зато не столь странно, подумал Кроу, что в ответ на заданный вопрос он сказал откровенную ложь. Как нумеролог, он понимал важность имен, чисел и дат — особенно для тех, кто увлекается оккультизмом! Ни один чародей за долгую историю человечества еще ни разу не открыл дату своего рождения врагу. Да что там дату, даже имя! Кто поручится, что другой человек не воспользуется этим знанием, что бы повлиять на вашу судьбу? В темных закоулках человеческого ума подчас рождаются знаменательные фразы, которые мы слышим изо дня вдень, вроде: «Ему выпал несчастливый номер». Имя же издревле считалось вторым «я» человека, чуть ли не его душой. Любой колдун, прознавший чье-то имя, мог использовать его во вред его обладателю. Библия полна намеков на священный, таинственный характер имени — к примеру, третьего, «тайного» имени Всадников Апокалипсиса или же имени ангела, что поинтересовался у отца Самсона: «Что ты спрашиваешь об имени моем? Оно чудно».[12]А ведь в сравнении с египетскими легендами о грозной власти имен Священное Писание — это почти современная литература. Ладно, теперь волноваться уже поздно. Даже если Карстерс и знает его имя, настоящая дата рождения Титуса ему неизвестна.

А ведь когда хозяин дома поинтересовался его увлечениями, Кроу охватило какое-то неведомое чувство. Он был готов поклясться, что в тот миг собеседник едва не погрузил его в гипнотический сон. И опять-таки Титус ему солгал — по крайней мере ограничился полуправдой. Неужели в этот момент им руководило бессознательное желание защититься, оградить себя от вторжения извне? А если так, то почему? Чем ему мог навредить Карстерс? Это же нелепо!

Что касается археологии и палеонтологии, то наш герой действительно питал интерес к этим наукам и располагал обширными знаниями в обеих областях. Но то же самое можно было сказать и про Карстерса! Интересно, что имел в виду хозяин дома, рассуждая о неудачной экспедиции Восточного Института? Если бы раскопки проводились в Галилее, она бы закончилась по-иному…

Кроу машинально схватил с полки огромный, запыленный атлас мира — не самого свежего издания — и принялся переворачивать толстые, слегка замусоленные страницы в поисках карты Ближнего Востока, Палестины и Галилейского моря. На полях нужной ему страницы кто-то давным-давно написал красными чернилами цифру «1602», а на самой карте, вдоль северного берега озера — три крошечных крестика того же цвета. Над центральным крестиком значилось «Хоразин».

Кроу мгновенно узнал это имя. Он вернулся к стеллажам, после недолгих поисков обнаружил неплохо сохранившуюся «Иллюстрированную Библию для семейного чтения» в двух томах под редакцией Джона Китто и перенес увесистый второй том к себе на стол. В Евангелии от Матфея и от Луки он быстро нашел нужные ему стихи, а от них перешел к примечаниям в конце десятой главы Евангелия от Луки.

О тринадцатом стихе там говорилось следующее:

Хоразин — данное место нигде не упоминается, за исключением этого и параллельных текстов, и то вскользь. Судя по всему, это был довольно крупный город на берегу Галилейского озера в окрестностях Капернаума, поскольку он упоминается вместе с ним и Вифсаидой. Отвечая на вопрос доктора Ричардсона о Капернауме (см. комментарий к IV, 31), местные жители также связали Хоразин с этим городом.

Кроу проверил указанный комментарий и нашел еще одно упоминание о Хоразине, который нынешние аборигены тех мест называли «Хорази». На сегодняшний день от некогда процветавшего города остались лишь руины. Кроу поджал губы, вернул атлас на полку и вновь окинул задумчивым взглядом карту Галилеи, помеченную тремя крестиками. Если центральный крест обозначал Хоразин (вернее, то место, где сейчас лежали его руины), тогда два других — это, по всей видимости, Капернаум и Вифсаида, проклятые города, чье разрушение было предсказано Иисусом. Как верно заметил Карстерс, пески времени действительно поглотили немало интересных селений на берегах Галилейского озера.