Гриффин уставился в бокал, не в силах встретиться глазами с матерью. Слова застряли в глотке.

— Если она и любит меня, то весьма ловко это скрывает.

— Если бы только у нас было больше времени, — воскликнула мать. — Я уверена, что она одумается, если Томас повременит со свадьбой.

— Это Уэйкфилд торопит со свадьбой. — Гриффин удрученно покачал головой. — Но в любом случае я совсем не уверен, что она передумает. Мне необходимо закончить здесь кое-какие дела, а затем я уезжаю в Ланкашир.

— Но ты не можешь уехать! Как же ты не понимаешь? Если ты дашь ей время…

— Я не могу остаться и смотреть на то, как она выходит за Томаса! — прорычал он, не скрывая прорвавшуюся боль. В глазах матери читалось сочувствие, и он поспешно отвернулся. — Я просто не могу.

— Гриффин…

— Нет. — Он резко взмахнул рукой. — Послушай меня. Я закончу свои дела и перееду на север. Там я буду жить постоянно и заниматься делами либо сам, либо мои посредники будут действовать от моего имени в Лондоне. Но я не вернусь.

Мать молча смотрела на него со слезами на глазах. Он видел ее слезы и не мог этого вынести.

— Геро не любит меня. Я должен смириться с этим и жить дальше. — Подхватив графин и бокал, Гриффин решительным шагом направился к двери. Задержавшись, он произнес: — Прости.

Он ушел наверх, в свои комнаты. Если повезет, через час он напьется и перестанет что-либо чувствовать.

В ту ночь королева удалилась в свои покои с тяжелым сердцем. Женихи правы: она должна принять решение и выбрать самого лучшего из них, но эта мысль наполнила ее печалью. Она вышла на балкон и увидела, что маленькая коричневая птичка уже сидит на перилах.

Королева Черновласка взяла ее в руки и обнаружила у нее на шее шнурок с крошечным зеркальцем. Королева отвязала зеркальце и поднесла его к лицу. И, конечно, увидела собственное отражение.

Тогда она поняла смысл этого подношения: сердце ее королевства она сама…

Из сказки «Королева с черными как вороново крыло волосами».

Геро рассеянно теребила в пальцах бриллиантовую серьгу. День клонился к вечеру, и она удалилась в гостиную с чашкой чая. Чай остывал на низком столике перед ней. Комната благоухала розами — букет стоял в огромной вазе в углу. Цветы были бледно-розового, ее любимого оттенка, но она на них не смотрела.

Кузина Батильда громко повозмущалась по поводу требования Максимуса свадьбы в воскресенье и отправилась к нему, чтобы урезонить. Но Геро не питала надежды на то, что даже кузине Батильде удастся убедить Максимуса отложить свадьбу. Если уж Максимус что-то решал, то стоял на своем как гранитная глыба.

На самом деле все это уже не важно.

Если ей суждено выйти за Томаса, то будет свадьба в это воскресенье или в какое-то другое — через несколько месяцев, к примеру, — теперь не имеет никакого значения. Ее даже не волновал неминуемый скандал. Должен, наверное, волновать. Ей бы прийти в ужас, ходить взад-вперед по комнате или истерично рыдать. Но ей было все равно.

Она совершает ошибку.

Геро вздохнула и уронила серьгу на стол рядом с чашкой. Она не могла отделаться от мысли, что совершает страшную, непоправимую ошибку.

— Вот ты где, — раздался из дверей голос Фебы. — А куда поехала кузина Батильда? Не могу ее найти.

— Прости, милая, — сказала Геро, чувствуя себя виноватой перед сестрой. — Она отправилась поговорить с Максимусом.

Феба охнула и опустилась в кресло напротив дивана, на котором сидела Геро.

Плечи у Фебы понуро опустились. Геро закусила губу.

— Максимус с тобой говорил?

Феба кивнула, глядя в пол.

— Мне очень жаль.

— Все хорошо. — Феба выпрямилась. — Эти балы и все такое… Это было бы очень утомительно, правда?

— Да, это так, — мягко ответила Геро.

— Просто… — Феба сморщила нос. — Я бы хотела хоть раз потанцевать с джентльменом, который не является мне родственником. Хоть один разок.

У Геро защипало глаза от слез.

— Я понимаю — это для моего же блага. — Феба вздохнула и робко спросила: — Кузина Батильда поехала к Максимусу, чтобы поговорить о твоей свадьбе?

Геро стало еще хуже. Они ничего не рассказывали Фебе, но сестра не могла не заметить, что в доме в последние дни творится что-то неладное.

— Ты ведь знаешь, что Максимус заявил, будто я должна выйти замуж в это воскресенье?

— Один из слуг что-то такое подслушал и сказал мне. — Феба опустила глаза. — Я-то думала, что Мэндевилл тебе больше не нравится.

— Все довольно запутанно.

— Но ведь он тебя ударил? — Феба с беспокойством посмотрела на сестру. — У тебя поэтому на щеке синяк?

— Да. — Геро перекривилась, дотронувшись до щеки, которая постепенно приобретала фиолетовый цвет. — Но он прислал свои извинения. — Она указала на вазу с розами.

— А, так вот они откуда.

— Да.

— Пышный букет. Он наверняка чувствует себя виноватым. Он должен так себя чувствовать. Я считаю, что тебе не следует выходить за него, раз он тебя ударил. А что думает Максимус?

— Все не так просто. — Геро вздохнула. Взяла со стола бриллиантовую сережку и повертела в пальцах. — Максимус считает, что для меня этот брак — самое лучшее.

— Не понимаю, как это.

— Мэндевилл поступил так в приступе гнева… Я совершила поступок, который его разозлил. Обычно он очень выдержанный человек. Максимус знает это, знает, что он будет для меня солидным, надежным мужем.

Феба скорчила рожицу:

— Надежный. Солидный.

Достоинства Томаса, перечисленные Фебой, показались Геро не такими уж безукоризненными. Тем не менее она согласно кивнула:

— Да.

— Как-то скучно выходить замуж лишь из-за этого.

— Брак вообще не сулит веселья. — Геро закусила губу.

— Почему? — спросила Феба. — Почему брак не может быть интересным… быть похожим на приключение? Я уверена, если ты не будешь спешить, то сможешь найти человека, при виде которого у тебя затрепещет сердце.

Затрепещет сердце. Именно это Геро сразу почувствовала, когда увидела Гриффина. Но он совершенно ей не подходит. А Феба еще слишком юна, чтобы это понять.

Геро уставилась на сережку.

Феба наклонилась к ней.

— Это та сережка, которую ты потеряла на балу в честь твоей помолвки?

— Да. — Геро сжала сережку в ладони.

— Ты ее нашла? Как замечательно! Когда находишь потерянную сережку, это почти так же, как получить совсем новое украшение. Я всегда так думала.