Нет. Они бросятся за ним в погоню.

Люк посмотрел на потолок. Он должен посыпать солью обиталище этих тварей. Ему придется отправиться в красное, жаркое, безумное место внутри себя. Место, где он обитал, когда напал на пассажира в метро, когда сбил бедного Дома с ног. Ему нужно найти место внутри себя, где можно бить, крушить, ломать. Показывать средний палец водителям, не притормаживающим перед пешеходами на перекрестках. До зубного скрежета ненавидеть социопатов, с которыми приходится работать. Жалкая ярость, уничтожившая его имущество и мебель, обернувшаяся против хамства и грубости в общественных местах, всегда кипела внутри, готовая вырваться наружу. Надо нажать на газ. Прямо сейчас. От этого зависит его жизнь. И он должен оставаться внутри этого жаркого красного обиталища инстинктов и ярости, пока либо он, либо они не будут мертвы.

Это немыслимо, но другого выбора нет.

Но этого не произойдет. Он не представлял, как можно поменяться с ними местами. Внезапно стать жестоким и непреклонным.

Люк закрыл глаза. Представил их жуткие накрашенные лица. Торжествующие, умышленно идиотские улыбки этих сильных, целеустремленны, жестоких людей. Они были недоступны его пониманию. Но почему они должны жить, а он нет? Почему?

Они заслуживали смерти. Он хотел, чтобы они умерли. Хотел, чтобы их молодая, но уже отравленная кровь пролилась, и эта мерзкая часть мира была стерта с лица земли. Кровь и почва. Да, они были правы. Рагнарок наступал быстро, но не так, как они того ожидали. Они получат свою кровь и почву.

Люк прикрыл наготу маленьким грязным платьем. Оно пахло ржавчиной. Потом надел венок, как того хотела старуха.

Но если он их одолеет… Он вспомнил страшный лес и то, что бродило в нем. Люк содрогнулся и закрыл глаза.

Подкрался к двери. Все по порядку.

– Все по порядку, мой друг, – сказал другой, внутренний голос.

65

Дверь была не заперта. Открывая ее, Люк ожидал, что кто-нибудь с накрашенным лицом ворвется, ухмыляясь, в комнату. Или, по крайней мере, будет ждать в тени коридора. Но там никого не было.

Осторожно ступая, он вышел в темноту дома. Стал закрывать за собой дверь, но старые петли заскрипели, и пришлось оставить ее приоткрытой.

Прислушался. Где-то что-то капало, монотонно и еле слышно. С крыши донесся далекий скрип, под грязными ногами застонала деревянная половица. Старый дом постоянно находился в движении. Его остов нес на себе всю тяжесть лет.

В конце узкого прохода была маленькая дверь на чердак. Слева от него, в другом конце коридора, находилась лестница, по которой его таскали туда-сюда уже два дня. Между ним и лестницей, ведущей на первый этаж, была еще одна деревянная дверь. Он вспомнил ночные шаги: в той комнате спали двое.

Пригнув голову и стараясь ступать по краю неровного пола, Люк двинулся к лестнице. Это было все равно что идти по трюму старого корабля. Он шел осторожно, но пол все равно скрипел. Один раз, под масляным фонарем, Люк чуть не потерял равновесие.

У двери в спальню он задержался и прислушался, мысленно проникая в комнату и прощупывая ее, как слепой.

Тишина и покой.

Наверху лестницы он позволил себе сглотнуть и перевести дух. Голова заныла, тупая боль ударила в глаза.

Когда он стал спускаться, кожа покрылась мурашками, словно он входил в холодное море. И чем дальше он удалялся от комнаты, тем сильнее боролся с желанием кинуться бежать. По непонятной причине его лодыжки пронзила сильная боль. Ноги охватила такая дрожь, что он чуть не рухнул с лестницы. Люк стиснул зубы. Почему его тело пытается предать его?

Вот и подножие лестницы. Глаза и уши напряжены до предела.

Старуха не дала бы ему убежать. Она хотела, чтобы работа была сделана. И если он убежит в лес, куда потом пойдет? На ее зов придет оно.

Грузовик. Ключи. Грузовик.

Если бы она хотела, чтобы он убежал, утром в его кровати вместе с ножом лежали бы ключи от машины. Но он не может просто так войти в спальню и зарезать спящего человека. От этой мысли Люка затошнило. Он прислонился к стене маленькой прихожей. Дерево здесь было то ли испачкано древесным дымом, то ли просто почернело от старости.

Двигаясь на пятках, он обогнул еще один пыльный масляный фонарь, прошел в гостиную и оказался словно в другой эпохе. Темные деревянные стены под неровным потолком отсырели и были покрыты древней плесенью. Газообразный желтоватый свет проникал сквозь два грязных, выходящих на лужайку оконца. Люк почувствовал запах сырого дерева, пропитанного дымом.

Почти все стены были завешаны пыльными артефактами. Лошадиные копыта. Кости животных. Еще один склеп с останками из леса. Черепа куниц или белок, оленьи рога, медвежий череп, похожий на морду динозавра, кошмарный оскал лосиной головы. Невидящие, высохшие глаза.

Мебель была самодельная, простая. На полках тяжелого шкафа выстроились охотничьи инструменты. Почерневший обух плотницкого топора. Большой щит. Наконечники копий, стрел, лезвия ножей. Какие-то ржавые, похожие на крючки железки. Люк увидел овальную брошь, украшенную изображением какого-то скачущего животного. Разноцветные стеклянные бусы. Маленькая медная тарелка, украшенная волнистым узором из синей, красной, белой и желтой мозаики. Груда круглых плоских камней, судя по потертому виду, служивших для заточки ножей. Другие орудия, чье предназначение осталось для него загадкой. Сделанные из кости или камня, они были такими старыми и выбеленными, что походили на прибитые к морскому берегу коряги. Глаза Люка рыскали по полу, стенам и маленькому столику в поисках ружья.

На пыльном полу, поверх грязной соломы лежали потертые и трухлявые оленьи шкуры. Их рваные остатки вызвали недоброе воспоминание о том, что он видел на деревьях.

В гостиной не оказалось ничего полезного. Ни одежды, ни ружья. Развернувшись на пятках, Люк вышел в коридор. Внезапно испугавшись темной лестницы, посмотрел налево. Пересек переднюю и шмыгнул на кухню.

Там он увидел Фенриса. Комната оказалась больше, чем он себе представлял. И длинная. Пол жесткий, холодный, покрытый неровной сланцевой плиткой. На темном столе, в похожей на ящик кровати, в красном спальном мешке лежал Фенрис. Рядом находился длинный деревянный лист, напоминающий крышку. Он служил рабочей поверхностью стола, когда ящик не использовали в качестве кровати. Из-под покрывала выглядывало заостренное, измазанное гримом лицо Фенриса. Голубые глаза были широко раскрыты.

Они смотрели вниз, на зажатый в руке Люка нож, затем переместились на его лицо. Уставились как-то печально, словно в ожидании. Но чего?

У деревянной скамьи рядом с кроватью стояли шипованные ботинки Фенриса. Люк снова окинул быстрым взглядом комнату. Железная печь с черной трубой, темно-коричневый шкаф, несколько кастрюль, деревянные тарелки, черный ход. И крошечная детская кроватка ручной работы, в которой, как кошка у очага, сидела одетая в свое пыльное черное платье старуха. Она тоже выжидающе смотрела на Люка. Чего хотели он него эти люди?