– Все, вырубайте, – сказал полковник устало, убирая в кобуру пистолет, когда скрылись последние твари. – К полудню мне понадобится вся мощность установки, надо компенсировать потери.

Утром Олег помогал выносить трупы и паковать их в специальные мешки – и такой инвентарь оказался заботливо припрятан на складе. Да, это было логично, но от такой предусмотрительности священнику стало окончательно нехорошо. Выглядели растерзанные тела ужасно, пахли ещё хуже, но он крепился изо всех сил. Мрачные, с осунувшимися лицами военные складывали погибших товарищей на платформе, готовя к отправке за портал, и ряды мешков всё росли и росли. Из сотни с лишним человек уцелело меньше половины. Олег сначала хотел попросить у Карасова разрешения прочитать над ними молитву, но потом решил, что уж на это ему ничьего разрешения точно не требуется.

– Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежде живота вечнаго преставившихся рабов Твоих, братьев наших…

Солдаты обнажили головы и слушали молча. Многие из них были ранены и тоже ждали отправки, сидя на краю платформы. Тяжёлых вынесли на носилках – у военных имелся медик, способный оказать первую помощь, и, к счастью, в ночной бойне он уцелел. Когда Олег дошёл до «…Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь», портал уже активировался, и маневровый дизелёк подал открытый товарный вагон под погрузку. Из портала снова, как чёртик из табакерки, выскочил Серый, и они с Карасовым отошли подальше – видимо, выяснять отношения. Олег не слышал их беседы, но вид у полковника был самый что ни на есть мрачный. Удивительно, но рана его, похоже, совершенно не беспокоила – он не только не собирался сопровождать своё разбитое войско в портал, но и, кажется, действовал рукой совершенно спокойно, хотя Олег отчётливо помнил, что лапа чудовища буквально насквозь пробила плечо. Между тем солдаты выносили из вокзала тварей, которых всё-таки смогли убить ночью, – три буквально превращённых пулями в кружево тела. Соотношение потерь было не в пользу людей… Убитых инсектоидов закинули в тот же вагон, правда без мешков, завернув в полотнище брезента. Карасов и Серый расстались, явно недовольные друг другом, Серый вспрыгнул на подножку тепловоза, и маленький скорбный поезд отбыл за портал. Олег с запозданием подумал, что, наверное, он мог бы уехать с ранеными – отчего-то ему казалось, что никто не стал бы препятствовать этому. И удивился себе – почему эта мысль не пришла ему в голову? На самом деле, это вряд ли было хорошей идеей – подумав, он решил, что с той стороны его точно не оставят в покое и не отпустят восвояси, уж слишком много ему стало известно. Но ведь и это рассуждение ему пришло после, как самооправдание, – значит, внутреннего порыва немедленно сбежать не было. А ведь, казалось бы, после пережитого ужаса он должен был только об этом и думать!

Незаметно для себя Олег, совсем недавно будучи буквально похищенным, теперь стал добровольным участником деятельности остатков импровизированного гарнизона. Бессонная и кошмарная ночь, залитый кровью вокзал, который сейчас наскоро отмывали оставшиеся солдаты, усталость физическая и моральная – всё это ввело его в какой-то транс, отключив эмоции. Кровь убитых тварей пахла полынью и миндалём, кровь убитых людей пахла куда хуже…

После отправки раненых портальную установку выключили – шёл цикл накопления, и ноющий на высокой ноте маховик снова сотрясал здание неприятной вибрацией. Олег так и не понял, зависел ли расход энергии от времени работы портала или от массы перемещаемых предметов, но явно за один раз доставить всё нужное оказалось невозможным. Профессор был предельно мрачен и не отвечал на вопросы – впрочем, удивляться этому не приходилось. Карасов метался по территории, пытаясь наладить хоть какое-то боевое охранение – людей категорически не хватало. Три десятка уцелевших, среди них несколько легкораненых, которые то ли сами не захотели отбыть через портал, то ли им запретил полковник, – это всё, что было в наличии. К удивлению Олега, полковник оставил при себе Гилаева – и это несмотря на полученные в бою тяжёлые раны. Карасов, проявив необычную для него заботливость, лично поил раненого чем-то из фляжки, а когда Олег попытался предложить свою помощь – наорал на него и прогнал прочь.

На вышках большая часть пулемётов оказалась серьёзно повреждена – сорванные со станков, с погнутыми стволами и искорёженными затворными коробками, они как будто прошли через камнедробилку. Даже Олегу было понятно, что выставлять новых часовых на площадки бессмысленно – если нападение тварей повторится, то солдаты смогут лишь геройски погибнуть, сделав несколько выстрелов. Поэтому полковник, мучительно ожидающий подкрепления с той стороны, каждые полчаса появлялся на галерее и молча сверлил профессора яростным взглядом – тот бледнел, дёргался, но отвечал лишь отрицательным покачиванием головы. Энергия копилась медленно, и, когда научник наконец подтвердил готовность, Карасов был уже готов пристрелить его за саботаж. Видимо, это входило в его понимание пресловутой «мотивации персонала».

Маховик снова тоскливо взвыл, меняя обороты, и все в нетерпении повалили на платформу. Воздух в арке дрогнул, и из пустоты нарисовалась квадратная зелёная морда маневрового дизеля. Он еле-еле полз, вытягивая из ничего сантиметры здоровенного моторного отсека, – видимо, состав за ним был прилично нагружен. Олег снова поразился захватывающей нереальности этой картины – тепловоз как будто создавался прямо здесь из ничего, рисуемый в воздухе кистью торопливого художника. Завораживающее зрелище, к которому невозможно остаться равнодушным. Однако ещё не успела показаться кабина машиниста, как что-то явно пошло не так: пространство под аркой подёрнулось на мгновение серым маревом, состав, дёрнувшись, остановился, а потом…

Олегу показалось, что тепловоз взорвался, – но, к счастью, это было не так, хотя грохнуло знатно. Закрывшийся портал разрубил маневровую машину поперёк моторного отсека, и огромный тепловозный дизель просто разлетелся на куски: лишённый половины опор коленчатый вал выломал шатуны здоровенных поршней, фонтаном ударило в стороны раскалённое масло, струёй пара ринулась в атмосферу охлаждающая жидкость, и лишённая задних колесных тележек рама осела на рельсы, задрав к небу квадратный нос капота. К счастью, основная часть катаклизма была направлена назад, в сторону портальной арки, и пострадавших почти не оказалось – лишь мелкие ожоги от масляных брызг да шок от неожиданности.

– Проф, какого!.. – заорал Карасов, кинувшись к вокзалу. – Убью, на хрен, сволочь!

Олег побежал за ним, надеясь предотвратить кровопролитие, остальные – поддавшись стадному инстинкт у, так что уже через минуту на галерее стало очень тесно. Полковник держал профессора левой рукой за ворот, правой уперев ему под подбородок ствол пистолета. Научник, белый как бумага, от страха не мог ничего сказать, на лице его уже наливался свежий фингал. Олегу показалось, что Карасов больше играет потерю самоконтроля и готовность к немедленному убийству, – раз сразу не спустил курок, значит, есть к тому причина. Священник относил полковника к той странной и, по счастью, редкой разновидности людей, которым нужен повод, чтобы НЕ убить человека. Для убийства им повод не требуется. Тем не менее Олегу показалось хорошей идеей подыграть полковнику, дав ему возможность сдать назад без потери лица. Олег кинулся к ним с криком «Прекратите, ради Господа нашего!» и буквально повис на левой руке Карасова – правую он хватать остерёгся, опасаясь случайного выстрела. Полковник нехотя бросил ворот научника и опустил пистолет. Профессор тряс головой и нервно сглатывал, потирая многообещающий зародыш синяка.