коллективизма очень много черт посконного крестьянского общинного. Ведь большинство из нас были горожанами в первом поколении. Потому мы и не старались так отрываться от корней и держались вместе. «На миру и смерть красна!». И чёрт побери, как все-таки было приятно, что о тебе помнят и тебя поддерживают! Оставив мне кучу всего вкусненького, ребята шумною гурьбой отчалили, оставив меня наедине с растрепанными мыслями. И я тут же поделился принесенным с остальными пациентами. Больница была новая, а эта палата рассчитана на четверых человек. Кроме меня лежали еще двое. Работяга среднего возраста и почтенный пенсионер. Даже не успел толком с ними познакомиться. Вчера привезли, а сегодня с самого утра беспрестанно дергают.

«Етишкин кафтан! Это всю мою вторую жизнь так будет?»

— Сереж, к тебе там твой капитан.

Матвей Иванович показал в сторону палаты, где маячили несколько фигур. Я попрощался с Тасей, медсестрой отделения и пошел в указанном направлении.

— Привет.

— Доброго здоровья. Как оно, кстати?

— Да нормально! Домой хочу. Надоело тут.

Соколов указал на второго мужчину форме.

— Это из прокуратуры по твою душу. У них есть к тебе несколько вопросов. И заодно, раз здоровье позволяет, проведем очную ставку. Лапу ночью вяли. Нам для такого важного дела любезно освободили кабинет на первом этаже.

— Это радует. Долго он что-то от вас бегал.

— Куда от нас денется! Заодно еще на статью заработал. Товарищи из области, — Соколов кивнул на крепких мужчин в штатском, — давно их банду разрабатывали. Так что светит тебе, юный дружинник медаль.

— А можно часы именные?

— Ну ты не борзей, студент, — капитан замотал головой, а следователь откровенно заржал. — Хотя часы, пожалуй, и лучше. Именные!

После нудных юридических процедур я здорово устал и вернулся к себе в палату, где меня дожидалась наша куратор Селькова. Она принесла мне материалы лекций и задания. Учебу из-за непредвиденного ранения бросать не хотелось, и преподаватели пошли мне навстречу. А в дверях уже виднелась белобрысая голова Кати Поздняковой. Вот не дают мне покоя! Думал, хоть повесть, раз лежу, вперед продвинется. Куда там! С утра процедуры, потом бесконечные посещения. Бедные соседи уже не знают куда деваться.

— Больно уж ты популярный человек оказался, — шутит Матвей Иванович.

Уж не знаю, судьба ли меня свела или так вышло, но на дальнейшую жизнь Здесь этот человек оказал непосредственное влияние. Этот с виду тихий пенсионер прожил непростую жизнь и оказался на поверку известным в нашем городе краеведом. Узнав, что я учусь на историческом, он поведал мне много интересного. Хороший был рассказчик Матвей Иванович, много чего знал, и память была отличная. Так что наши беседы по вечерам временами здорово затягивались. Но я был впечатлен и начал здорово задумываться.

Биармия, это загадочное для русского языка слово внезапно стало для меня откровением. У меня теперь есть ясная цель. Не очень честно пользоваться послезнанием, но это же для пользы науки! На самом деле я многое знал про ту часть нашей страны, что в древности называли Биармией, даже в чем-то больше, чем Матвей Иванович. Интернет все-таки огромное достижение человечества! Но в настоящий момент я больше помалкивал, впитывая и записывая. А этот пожилой мужчина был безмерно рад такому внимательному и искреннему слушателю. Всегда важно знать, что твоя жизнь прошла не зря и кому-то интересна. Эх, как так, что потом о нем забудут?

И вот что странно, о некоторых вещах, что рассказал мне этот доморощенный краевед, в будущем не было ничего известно. Сколько трудов подобных ему пытливых любителей незаслуженно канули в лету! Ими не интересовались официальные ученые, или забывали и терялись их скромные исследования. Но факт остается фактом, наука потеряла очень многое! Наше местное краеведение, вообще, и в будущем пребывало в загоне. Что мы имели по факту? Бесконечные восхваления губителю Поморского края Петру Первому. Царь, высосавший отсюда людей и ресурсы стал чуть ли не благодетелем! Ему ставили памятники, о нем снимали фильмы и писали книги. Полный исторический маразм! А кто призвал поморов на флот, где они благополучно погибли? Кто перевел торговлю с Белого моря на Балтику? Архангельск обрел свое значение обратно лишь в конце девятнадцатого века! Тут впору проклинать царя горе-реформатора, а не прославлять.

Ну еще существуют Соловки. Ими занимались хоть как-то серьезно. Но с точки зрения ортодоксальной науки. То есть, опираясь на историю лишь Соловецкого монастыря. А что было на острове до прихода новгородцев? Кто построил там крепость из огромных валунов? Кто жил там раньше? Сколько вопросов разом возникает и очень неудобных для современников. И все, как назло, противоречат нынешней науке. И я понимаю наших ученых. Только заикнись наперекор, и тебе тут же урежут ресурсы. А Русский Север и так исследовался в последнюю очередь. Он же хранитель того, о чем лучше помолчать. Вольный край свободолюбивых поморов интересовал столицы в последнюю очередь. Даже северянина Ермака причислили к казакам. Что обозначает это слово на Поморском Говоре? Древнейшем из оставшихся в русском языке. Наемник, бродяга. Казаковать — где-то колобродить. Все иные переводы — суть выдуманные словоблудия не от науки. Именно поморы дошли в итоге до Калифорнии, по пути освоив Сибирь. Дежнев, Хабаров, Атласов, Баранов, Кусков. Мезенские, Пинежские, Холмогорские поморы, а также выходцы с других городов и весей Русского вольного Севера.

Потому я честно конспектировал мысли и находки этого бодрого старика. Он успел поработать и геологом, и топографом, и сельским почтальоном. Обходил, объездил Мурман, Карелию и Поморский берег Белого моря. И ведь я во многом был согласен с ним, зная больше. С древних времен на берегах северных рек, озер и морей жили люди. Они пришли сюда еще со времен отступления ледника. Приспособились к местному климату, выживали в суровой природе севера сильнейшие и самые крепкие. Ловили рыбу, били лесного и морского зверя, заводили скот. Это ведь они, то есть Чудь Белоглазая и передали поморам свой добытый с трудом геном, силу и здоровье. В мое время это доказали с помощью генетических исследований ученые.

Гаплогруппы аборигенов Подвинья, Мезени и Пинежья более чем наполовину оказались близки к так называемым финно-угорским народностям. Так в угоду лингвистике стали прозывать эти народы. Хотя позже многие учёные признали, что скорее всего местная чудь является так называемым палеонаселением, жившем здесь издавна и принявшим язык более продвинутых гостей с востока. Не было ничего общего у местного люда с сибирскими хантами. Впрочем,