– Вентиляционные отдушины. Сантехника. Все. Мы также проверили остальные комнаты, на случай если она просила кого-то спрятать ее вещи. Ничего. Директор сказал, что накануне гибели никаких изменений в состоянии или поведении Честейн не наблюдалось. Она витала в своем счастливом тумане, ежедневно покупала апельсины, пела песни, помогала по дому.

Я заметил, как из терминала показался багаж, и рванулся к ленте кругового конвейера.

– Я тут все думал, выстраивал события в цепочку по времени: Нэнси Честейн, Мари Гилбо, Хейди Уикки, Таинственные вещи – свечи, цветы – начались в «Уютных. хижинах» с Мари, – рассуждал Гарри. – Там же впервые мы столкнулись с картинкой, даже если учесть, что первая из них была послана в монастырь по почте.

– Но вся эта таинственность показалась нам какой-то поспешной импровизацией, – напомнил я. – Ты ведь как рассуждал: преступник случайно проезжал мимо магазина, где была распродажа свечей, подумал, что они могут оказаться интересным штрихом, между делом прихватил несколько колец, заехал на кладбище за цветами…

Появилась Денбери с болтающейся на плече коричневой сумкой.

– Как насчет того, чтобы отвезти меня домой; хочу побыстрее узнать, как там Карла.

– Я был у нее как раз перед приездом сюда, – сказал Гарри. – Карла стирала.

Денбери подозрительно сощурила глаза.

– А как там мои кормушки?

– У вас кончилась дробленая кукуруза. Вы должны мне восемь баксов.

Она взяла Гарри за руку и положила голову ему на плечо.

– Он наполняет мои кормушки, покупает корм для моих птичек. Вот это человек!

– Успокойтесь, Денбери, – пробормотал Гарри. – Мне самому нужно было в магазин товаров для животных.

– Когда это ты успел завести себе живность? – спросил я.

– Ребята, хватаем наши вещи и двигаем отсюда, – засуетилась Денбери. – Мы еще должны рассказать Гарри о великой шахматной партии. О лифтере. О вальсе… всю ночь напролет.

Она увидела на ленте транспортера свою сумку и побежала за ней. Гарри толкнул меня локтем.

– Вальс всю ночь напролет? О-ла-ла, месье Карсон!

– Умерли только те, кто приехали из Парижа вместе с Гекскампом, так сказать члены-учредители его клуба, – сказала Денбери. – Их было немного, потому что еще во Франции он многих заставил отступить, но зато это были самые преданные – считайте дисфункциональные – его последователи. Спрашивается почему.

Мы сидели на крыльце, попивая кофе. Между кормушками на деревьях сновали утренние птички. Было слышно, что Карла Хатчинс в доме смотрит телевизор. Всякий раз, когда мы говорили о Гекскампе, она находилась где-то в другом месте. Ее трудно было в этом упрекнуть.

– Возможно, потому, что они знали, каким он художником был на самом деле? – высказал предположение Гарри.

Я покачал головой.

– Гекскамп мог помочиться на снег, и его приверженцы бились бы в экстазе и от этого художества. Может быть, это как-то связано с нападением на парижского художника?

– Они забили его до смерти, как считает Мими Бадантье, – сказала Денбери. – Мог тут быть страх преследования за это через столько лет?

Мне показалось это слабым доводом.

– Этих людей или эту Калипсо, похоже, мало беспокоило судебное преследование. У меня такое чувство, что она вообще не имела страха, а все остальные просто шли за ней, как за лидером.

– Мы говорили о большой стоимости этой коллекции, – напомнил Гарри. – А что, если выяснилось, возможно с опозданием, что сделка эта мошенническая или в принципе сомнительная? Покупатели, выложившие серьезные денежки за мусор, могли предпринять ответные карательные меры. Или и того хуже.

Денбери встала, подошла к краю крыльца, в раздумье наморщив лоб. Побарабанив розовым ногтем по перилам, она поправила завитки светлых волос.

– А действительно ли что-то должно было быть продано? – спросила она, поворачиваясь к нам с Гарри. – Я написала не меньше двух десятков статей о том, как люди выстраивались в очередь, чтобы купить несуществующие вещи: долю в приобретении чистокровных лошадей, пляжные участки в мексиканском Канкуне, коренные зубы святых… Сколько раз Бруклинский мост переходил из рук в руки? Сделайте людям предложение в которое они поверят всей душой, а остальное довершит жадность. И здесь не имеет значения, насколько они умны и рассудительны; введите коэффициент алчности, и эти люди, голые и босые будут толпиться у вас на крыльце среди ночи и совать стодолларовые купюры в щель вашего почтового ящика.

Я откинулся назад, перебирая в голове разные варианты.

– А что, если она права, гипотетически по крайней мере? Допустим, что коллекции не существует. Вообще. Даже в поддельном варианте. А существует лишь легенда о ней и обещание, что обладать коллекцией будет только один фантастически удачливый человек при наличии соответствующего количества долларов.

– Шанс всей жизни, – подхватила Денбери, – привлекающий в наш город на подпольный аукцион Койла всяких психов с огромными деньгами. Можно предположить, что сделка осуществлялась бы за наличные без доставки на дом, верно?

– За наличные, – сказал Гарри, щелкая пальцами. – Целые пачки аккуратно сложенных купюр. Это может быть ключевым моментом во всей этой безумной затее. – Несколько минут он молча расхаживал по крыльцу, и лицо его при этом становилось все мрачнее и мрачнее. – Это действительно возможно, что-то в словах Денбери определенно есть, – наконец произнес он. – Я ведь уже пятнадцать лет коп и нюхом чую, что дело тут, кажется, пахнет крупной аферой.

Я попытался развить эту мысль.

– Что говорил брокер Уолкотт? Сколько покупателей может участвовать во всем этом? Человек пять-шесть или больше?

– А Уиллоу оценил стоимость коллекции в полмиллиона, – напомнил Гарри. – Значит, речь идет минимум о трех миллионах долларов. Я видел, как двоих парней застрелили во время грязной карточной игры за сорок три бакса. Что же тогда можно сделать за три миллиона?

– Ну три трупа у нас уже есть, – сказал я, перечисляя их по пальцам. – Честейн, Уикки, Мари.

– Неужели это все сделал Койл? – с сомнением спросила Денбери. – Или он просто выполняет какую-то свою роль в этом деле? Гарантирует подлинность, ведет переговоры и все такое.

Щёлкнув пальцами, я вскочил на ноги, потому что от осенившей меня мысли не мог усидеть на месте.

– Если это коллекция не Гекскампа, то человек, удостоверяющий ее подлинность, – мошенник. Даже если он эксперт, которому заплатили за выдачу фальшивого заключения об аутентичности. В любом случае, это должен быть кто-то участвующий в деле, – сказал я. – Возможно даже, что это человек из зеркального дома. Мне необходимо снова поговорить с Уолкоттом. И на этот раз вы оба мне здесь понадобитесь. Кстати, Борг тоже, если, конечно, вы сможете удержать моего доброго приятеля от дурных поступков.