Она провела ладонью по его щеке и прошептала:

– Но теперь ты вернулся…

– Да, вернулся. Но я не комнатная собачонка, Дейзи. Я больше не могу притворяться трусливым и бесчувственным. Я не могу быть Тревельяном.

– А я и не хочу, чтобы ты им был.

– Мне нужно, чтобы и ты тоже вернулась. – Он должен был прояснить этот вопрос до конца, потому что от этого зависело все.

Тео взглянула на него с удивлением, и он пояснил:

– Я хочу, чтобы ты снова обрела смелость, которую имела, когда была моей Дейзи. – Он старался подбирать слова как можно точнее. – Я умер для тебя и для себя на несколько лет, но какая-то часть тебя умерла тоже. Ты не позволяешь себе радоваться.

– Я радуюсь, – возразила Тео. – Иногда.

– Жизнь – сложная штука. Она и тяжела, и запутана, и зачастую ставит в тупик. С желанием – то же самое. Оно часто смущает и приводит в замешательство. Кроме того… Поверь, в твоем теле нет ничего такого, что было бы мне неприятно. И мне наплевать, что думают в свете о нас с тобой, Дейзи.

Губы ее задрожали, но она промолчала. Джеймс же вновь заговорил:

– Ты можешь делать со мной все, что захочешь, когда мы будем заниматься любовью, и я никогда ни в чем тебе не откажу. Более того, я хочу целовать тебя везде и повсюду – все твое тело. Я всегда этого хотел, и сейчас это мое желание еще более окрепло. Мы будем на званом ужине у самого принца-регента, и я собираюсь смотреть на тебя и думать о том, куда и как я буду тебя целовать.

В глазах Тео блеснули слезы.

– Сюда, – сказал Джеймс, пробежавшись пальцем по ее нижней губе. – И сюда. – Он обхватил ладонью одну из ее грудей.

Упругий холмик удобно разместился в его ладони, и с губ Тео невольно сорвался тихий стон.

Но Джеймс еще не закончил.

– И вот сюда. – Глядя прямо в глаза жене, он провел пальцами по ее животу и проник вглубь островка янтарных волос меж ее ног. Она была влажной, горячей и жаждущей.

Но Джеймс и на этом не остановился.

– А также вот сюда, – продолжал он, лаская пальцами самое интимное ее место.

Тео вскрикнула, но тут же снова застонала от удовольствия.

– На твоем теле нет ни одного местечка, которое мне не хотелось бы поцеловать, Дейзи. И которое не возбуждало бы меня. Потому что у тебя самая прекрасная грудь на свете. – Он склонил голову и поцеловал ее сосок, затем лизнул его. – А вот тут самое… – Джеймс начал сдвигаться вниз, но Тео рассмеялась сквозь слезы и снова потянула его кверху.

– И я буду целовать тебя прямо в столовой принца-регента, если ты мне позволишь. Ты единственная моя любовь. Ради тебя я восстал из мертвых, Дейзи. Дважды.

– Я так рада, что ты вернулся ради меня, – прошептала она. Слеза, словно жидкий хрусталь, пробежала по ее щеке и скрылась в волосах.

– Я не должен был покидать тебя.

Теперь слезы хлынули ручьем, и Джеймс, проводя ладонью по влажной щеке жены, тихо говорил:

– Я люблю тебя, Дейзи, люблю… Но ты не сказала мне того же, – продолжал он, – поэтому я скажу за тебя. Ты меня любишь, ведь так?

Не в силах более сдерживаться, Джеймс приподнялся над женой и сказал:

– Теперь я овладею моей герцогиней. Если есть возражения, скажи сейчас. А потом придержи язык. Так как же?…

Тео молчала, но Джеймс увидел, как в ее глазах вспыхнуло желание, и счел это за ответ. Несколько секунд спустя он стремительно вонзился в нее.

Тео ахнула и выгнулась ему навстречу, впившись пальцами в его плечи.

– Еще… Пожалуйста, Джеймс. Пожалуйста… – простонала она.

Он тотчас удовлетворил ее просьбу.

– Джеймс, о, как приятно!

Джеймс сделал глубокий вдох и постарался взять себя в руки.

– Я не могу все время оставаться истинным джентльменом, – проворчал он, считая необходимым выяснить все до конца. – Я не настолько послушный… Меня невозможно подчинить. Я чувствовал себя ослом, пытаясь все время забавляться, как это делает Тревельян. – Он стиснул зубы, произнося это имя.

Тео смотрела на своего мужа, чувствуя, что сердце готово вырваться у нее из груди. Джеймс совершенно не походил на Джеффри. Он был могучим, неистовым и властным. У него была татуировка под глазом, и он никогда не любил проводить время в гостиной. Кроме того, он был ужасно неорганизованным и неряшливым. Бросал газеты на пол. Не слишком умело застилал постель. И всегда подшучивал над ее «правилами», хотя и уважал ее. И он собирался целовать ее… во все неподобающие места.

По большей части ему недоставало деликатности, а временам и простой вежливости.

В этот самый момент Джеймс обхватил руками бедра жены и стремительно вонзился в нее – глубоко и жестко.

Хриплый крик вырвался из горла Тео, но ей казалось, что крик этот исходил из тайных глубин ее тела, о существовании которых она даже не подозревала. А муж заглянул ей в лицо и заявил:

– Я загнал свою плоть глубоко в твое лоно, Дейзи. О таком леди говорить не любят. Но тебе ведь это нравится, не правда ли?

Тео молча кивнула, а Джеймс опять двинул бедрами.

На сей раз ей понравилось еще больше, и она снова вскрикнула.

– Это не любовная встреча и не плотские утехи, – сказал Джеймс, стиснув зубы в попытке вернуть контроль над собой (хотя это ему плохо удавалось). – Это Позорное Действо, и нам ничуть не стыдно.

Вслед за этим герцог продолжил знакомить свою герцогиню почти со всеми известными ему терминами для обозначения «cпорта Венеры». А он, будучи пиратом, знал их превеликое множество.

Этой ночью они терзали кровать, раз за разом отплясывая танец любви. Они никак не могли насытиться друг другом и совершали всевозможные непристойности. Спустя некоторое время они принялись выдумывать свои собственные названия для любовных игр, доставлявших им огромную радость. Причем ее светлость проявила необычайную изобретательность, предлагая выражения собственного сочинения, и они исполняли свой полудикий хорнпайп[13], пока не свалились без сил. Простыня давно уже улетела на пол, но никто из них этого не заметил.

Они по очереди оказывали друг другу персональные услуги того или иного рода, задыхаясь, вскрикивая и полностью теряя контроль над собой. Иногда они делали это одновременно.

В результате герцог и герцогиня Ашбрук не покидали спальню в течение четырех суток. Большую часть времени они проводили в постели, но также занимались любовью в ванне, на маленькой скамейке и на полу.

Как-то утром горничная едва не застукала своих хозяев за этим занятием, когда пришла разжечь камин. Его светлость поспешно накинул простыню на свою жену, а та смеялась так безудержно, что вся кровать сотрясалась.