– Дейзи, я же говорил тебе, что никогда не был пиратом. Поэтому-то я и не беспокоюсь насчет ареста. Когда мы находили что-то из королевских сокровищ, то всегда возвращали их. Именно поэтому мы получили документы, разрешавшие нам ходить под испанским, голландским и сицилийским флагами.

– Но ведь атаковать жестоких пиратов – это еще опаснее, – заметила Тео. Она прикончила пирожок с ветчиной и принялась за другой. Джеймс уже забыл, какой у нее аппетит. Она способна была съесть вдвое больше взрослого мужчины и при этом не прибавить ни унции.

– Это все равно что быть военным моряком. – Джеймс оторвал взгляд от ее лоснившихся губ. – Как только мы засекали цель – обычно благодаря тому, что они поднимали черный флаг с черепом и костями, – мы их топили.

– Флот из двух кораблей… – в задумчивости проговорила Тео. – Какие суда вам было труднее всего победить?

– Невольничьи, – ответил Джеймс без колебаний.

– Невольничьи суда? Пираты занимаются работорговлей? – с удивлением пробормотала Тео, и рот ее раскрылся, образуя идеальный круг.

Джеймс со вздохом кивнул:

– Да, в каком-то смысле. Пираты захватывают невольничьи корабли. Поскольку же добычей являются люди, пираты не пересаживают рабов на свой корабль. Вместо этого они переводят часть команды на невольничье судно, и те ведут его в ближайший порт, где груз можно продать. Поэтому мы атаковали каждый корабль, известный как невольничий, – кто бы им ни владел.

Рот Тео превратился теперь в строгую тонкую линию, и она отложила недоеденный пирожок в сторону.

– Это совершенно недопустимо. Отвратительно! Просто позор, что так много стран колеблются, не решаясь вслед за Англией запретить работорговлю.

– Полностью с тобой согласен.

Глаза Тео вспыхнули радостью.

– Приятно это слышать. Потому что герцог Ашбрук… То есть его поместье поддерживает попытки объявить не только работорговлю, но и само рабство вне закона. К сожалению, это обходится нам в сотни фунтов на подкуп.

Джеймс с улыбкой кивнул:

– И с этим я полностью согласен. Похоже, ты прекрасно управляешь хозяйством. Но скажи, как тебе удалось сделать это жалкое подобие поместья настолько прибыльным, что стало возможным тратить лишние сотни фунтов – пусть даже для самых благородных целей?

– Я начала с ткачей, – ответила Тео улыбаясь. – Помнишь, у меня возникла идея воспроизвести ткани эпохи Возрождения? Например, старинные узорчатые ткани, которые так трудно отыскать в наше время.

– Да, припоминаю, но Рид не был уверен, что их ткацкие станки способны воспроизводить такие сложные узоры, верно?

– Первое, что я сделала, – это уволила Рида, – сказала Тео без тени раскаяния. – И не только из-за неприятностей с твоим отцом и моим приданым… Просто у Рида не хватало решимости.

– Какую решимость ты имеешь в виду?

– Вначале нам приходилось идти на риск… – Тео снова взяла пирожок и принялась рассказывать Джеймсу историю о том, как она обнаружила, что почти все рабочие на фабрике «Рейбернские ткачи» – женщины, а все управляющие – мужчины. – Мне постоянно приходилось отчитывать ткачих из-за цвета, понимаешь, Джеймс. Например, очень трудно получить флорентийский синий. Но я хотела создать точную копию тканей Медичи и решила во что бы то ни стало этого добиться. А Рид спорил со мной, и в конце концов я его уволила, – продолжала Тео с озорным блеском в глазах. – Вместо Рида я назначила управляющим одну из ткачих, почтенную женщину по имени миссис Олкорн. И это было очень мудрое решение. Правда, до него я едва не довела Рида до апоплексического удара…

– А что такого необыкновенного в миссис Олкорн?

– Ну, во-первых, она организовала доставку ткацкого станка из Лиона. Доставку контрабандой…

– Контрабандой?

Тео с улыбкой кивнула.

– Наши станки не позволяли получать переливчатый шелк. К счастью, оказалось, что у нее есть кузен, у которого есть друг, у которого брат француз… Короче говоря, у нас появился необходимый нам станок.

Джеймс неожиданно расхохотался.

– Выходит, ни один из нас не получил свои деньги в рамках закона.

– «Рейбернские ткачи» далеки от пиратства, – заявила Тео.

– А как насчет производства керамики? Каким образом тебе удалось наладить его? Переманила людей от Веджвуда с помощью взятки?

– О нет, в этом не было необходимости, – ответила Тео с лукавой усмешкой. – Просто я давала своим людям надлежащий заработок, вот и все. А люди Веджвуда сами пришли ко мне – без всякого переманивания и взяток. Конечно, кое-кто там сильно расстроился, но я-то здесь ни при чем. Поверь, я не встречалась ни с единой душой у Веджвуда. И если их рабочие узнали, сколько я плачу, и поделились этими сведениями со своими приятелями, то вряд ли это можно поставить мне в вину.

Джеймс снова расхохотался.

– С самого начала я наняла лучших мастеров для работы у наших печей для обжига, – сказала Тео, прикончив второй пирожок. – Я решила, что мы будем специализироваться на керамике с рисунками, скопированными с древнегреческих и римских сосудов. К счастью, подобные изделия пользуются большой популярностью в Лондоне.

– Это сходно с твоей идеей насчет ткачей, – заметил Джеймс с восхищением. – Ткани эпохи Возрождения, греческая керамика…

Тео соскочила с постели и побежала к столу в дальнем углу комнаты. Джеймс же уставился на нее в восторге. Вид Тео сзади явился для него откровением: длинные стройные ноги, очаровательные упругие ягодицы, изящные плечи, столь же элегантные, как и все остальное… Вожделение сжигало его, и он едва сдерживался. Тео, вернувшись, снова взобралась на кровать с большим кожаным томом в руках. Подобрав стройные ноги, она натянула на себя простыню и раскрыла книгу.

– Здесь собраны образцы тканей с «Рейбернских ткачей» за этот год, – пояснила она. – Видишь этот? – Тео указала на ткань, и Джеймс сделал нечеловеческое усилие, чтобы сосредоточиться. Однако сразу за краем книги простыня соскользнула, и обнаружилось бедро Тео, такое нежное, такое восхитительное, что ему ужасно захотелось лизнуть его. – Это птицы в полете, – продолжала Тео. – Как, нравится?

– Очень красиво, – ухитрился вымолвить Джеймс.

– Одна из моих ткачих потеряла ребенка, – тихо сказала Тео. – Она создала эту модель, потому что ей хотелось думать, что ее дочурка улетела в лучший мир.

– Да-да, – отозвался Джеймс.

– Мы продали тринадцать рулонов за неделю, после того как премьер-министра застрелили, – добавила Тео, снова возвращаясь к практической стороне дела.

– Застрелили? – Джеймс приподнял бровь. – Как его имя? Когда?

– Спенсер Персиваль. Его убили в 1812-м. Разве ты не получал никаких новостей, когда был в море?

– Очень редко. Я рад, что смогу теперь читать газеты каждый день.