– Возможно… они сочли тебя достойным моего клана.

Он снова замолчал, обдумывая сказанное, а потом вдруг спросил:

– А ты?

Этот короткий вопрос привел ее в замешательство. Считает ли она его достойным? Еще недавно ее ответ был бы категоричным и однозначным. Она ничего не забыла, и все же, поискав внутри себя ненависть, которая сжигала ее так долго и болезненно, Али не сумела ее найти, как ни пыталась. Что-то внутри нее необратимо изменилось в тот момент, когда она смотрела, как спина Дорла исчезает в воротах горевшего Деноса. А может и еще раньше – когда он отвез ее на Север, к Тарияне, и жарко обнимал в Джиено под буйством красок северного неба. А может быть тогда, когда он шагнул из окна, чтобы сохранить ей жизнь… Наверное, что-то каждый раз ломалось в ней, только она этого не замечала.

Так считает ли она его достойным?

– Время покажет.

Несколько секунд он внимательно разглядывал ее лицо, будто пытался на нем что-то отыскать, а затем тихо произнес:

– Не простила.

– Ты не просил у меня прощения… – ответила Али, и прежде, чем он успел что-то сказать, добавила, поражаясь собственной смелости: – Но мне не нужны слова. У меня есть просьба.

– Да, – Дорл сразу стал серьезным, как человек, привыкший слушать и принимать решения. Он слегка нахмурился, и Али пришлось набрать в грудь побольше воздуха для храбрости.

– Мы оба знаем, что я бы не стояла здесь… если б не Улан.

Она была готова к чему угодно: что он разозлится, начнет ревновать, или отстранится от нее, станет колючим и холодным. Но Али не отвела взгляда. Не всегда им удается контролировать то, что заложила в них природа, но если она справляется со своим страхом, то он точно сможет справиться с ревностью. Ведь как сказала Эйма, Дорл и правда способен на многое ради того, что ему действительно дорого.

Он ничего не ответил. Лишь наклонился и поцеловал ее. Алиен и так казалось, что она горит в огне, но почувствовав его дыхание на своем лице, совсем потеряла способность мыслить. Все те ощущения, что она испытала в Джиено, были еще свежи в памяти и теперь снова затопили разум. А Дорл, подхватив ее на руки, все целовал и целовал ее – губы, лицо, шею. И на этот раз голова ее кружилась без всякого вина. Наверное завтра ей будет стыдно от того, с каким желанием она помогла ему снять с себя мешающее платье, но сейчас это было неважно. Осознание того, какой оказывается может быть приятной близость, не покидало.

Али больше не боялась, а он был нежен, и этого оказалось достаточно, чтобы вновь начать взлетать куда-то вверх, к небу, сияющему в последних лучах засыпающего дня…

Алиен

– Я думал, тебе уже надоело.

– Нет, я хочу научиться!

Алиен аккуратно положила на стол расшитый узорами кожаный налучь и такой же колчан со стрелами. Это уже был ее четвертый лук, оружейники старались подобрать для нее наиболее подходящий вариант, и этот ей нравился больше всего.

– Зачем? Собираешься на охоту?

– Буду защищать тебя.

Дорл едва заметно ухмыльнулся, тут же правда снова став серьезным.

– Иди ко мне, есть разговор.

Говорил он как всегда ровно, с непроницаемым лицом, но Али по мельчайшим интонациям уже научилась распознавать, когда новости хорошие, а когда нет. Сейчас он явно собирался сказать ей что-то не очень приятное, поэтому она предпочла услышать это сидя у мужа на руках, и сразу залезла к нему на колени. Проблемы перестают казаться такими уж серьезными, когда есть возможность прижаться к своей паре.

– Я получил известие с Севера, – Дорл кивнул на лежавшее перед ним письмо, которое он читал перед ее приходом. – Река снесла все постройки.

– Опять? – вырвалось у Алиен, и она разочарованно покачала головой.

– Этот мост должен был стать самым крепким от южных песков до Великого Леса, но сегодня ночью построенные опоры снова рухнули. Это уже седьмая попытка. Я думаю, Тарияна не хочет, чтобы над ней была переправа.

– Похоже на то.

– Али, я не хочу нарушать обещание, которое я тебе дал…

– Это бессмысленно, – вздохнула она. – Не надо, Дорл, отзови приказ.

– Точно?

– Я передумала, не нужно никакого моста. Если духи не хотят, то не стоит их злить.

Его взгляд стал сочувствующим, и она уткнулась носом ему в грудь.

– Ты расстроена?

Алиен, не поднимая головы, пожала плечами.

– Отвезешь меня на Север? Я соскучилась по дому.

– Не сейчас.

Дорл провел рукой по ее большому животу. В глубине души Алиен хотела маленькую омегу, но судя по тому, как сильно она увеличилась в размерах, это будет все-таки альфа. Да и Найя, проведя какие-то свои знахарские ритуалы, твердо заявила, что быть первенцу мальчиком.

– Потом?

– Отвезу. Мой сын должен знать свои корни.

– Или дочь!

Дорл снова усмехнулся, будто уже точно знал все наперед, но все равно согласился:

– Или дочь.

– Почему ты улыбаешься? Ты не можешь определить, мальчик это или девочка, потому что пока ребенок в моей утробе, ты чувствуешь только мой запах! Я специально спрашивала об этом у Найи!

– Я ведь не спорю.

– Но ты улыбаешься! Я же вижу!

– Али, – решил таки прояснить ситуацию Дорл. – Я не могу распознать его запах, но я чувствую рядом силу другого альфы, даже если он еще не родился. Об этом ты Найю не спрашивала?

– Нет, – растерянно произнесла Алиен, и упрямо добавила: – Я спрошу!

Это, кажется, еще больше его повеселило, но он не стал комментировать.

– Пойдем, нам уже пора.

Алиен поднялась на ноги, сердито глядя на свой живот.

– Может еще быть, что их двое… – пробормотала она, не желая мириться с положением вещей.

– Может.

– Ты знаешь, но не говоришь мне, да?

– Я не знаю, но ждать уже недолго… Хочешь, я возьму тебя на руки?

– Нет! Хватит с меня одного альфы! – заявила Али, и гордо зашагала впереди, затылком чувствуя, как он за ее спиной снова усмехается.

Эта зима выдалась совсем не такой, как прошлая. Мягкая, ласковая, она окутывала Денос сладким запахом цветущих зимних яблок, обвевала теплым соленым бризом, и радовала солнцем каждый день. Следы прошлогоднего пожара уже почти истерлись, лишь только новенькие, еще не успевшие выгореть и обветриться крыши напоминали о том, что раньше эти улицы выглядели по-другому. Стройка все еще не была окончена, и Дорл утверждал, что на полное восстановление понадобится несколько лет. Зато город расширял границы, словно раскидывал длинные щупальца вдоль морского берега.