Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доктор. Я все сказал. (Снимает очки и прячет в футляр.) Видите ли, господин Бидерман, я был идеалистом, я вполне искренне мечтал исправить мир, я знал все, что они там делали на чердаке, все, не знал только одного: они это делали просто из удовольствия!
Бидерман. Господин доктор…
Доктор удаляется.
Послушайте, господин доктор, зачем мне эта бумага?
Доктор перешагивает рампу и садится в партере.
Бабетта. Готлиб…
Бидерман. Ушел…
Бабетта. Что ты дал этим типам? Я ведь видела. Спички?
Бидерман. Ну почему бы и нет?
Бабетта. Спички?
Бидерман. Если бы они были настоящими поджигателями, думаешь, у них не было бы спичек? Ах, киска, киска!
Бьют часы. Тишина. Сцена озаряется красным светом, и, пока она темнеет, слышен звон колоколов, лай собак, сирены, грохот рушащихся балок, сигналы, треск пламени, вопли. Все это продолжается до тех пор, пока на авансцену не выходит хор.
Хор.
Бессмысленно многое в мире,
Но эта история всех бессмысленней:
Раз случившись, многих
Она убила, но, ах, не всех,
Не изменив ничего.
Первый взрыв.
Корифей.
Газометр взорвался.
Второй взрыв.
Хор.
То, что предвидит каждый
Задолго,
Свершается все же в конце концов:
Глупость,
Уже неугасимая,
Что роком зовется.
Третий взрыв.
Корифей.
Еще газометр.
Следует серия взрывов ужасающей силы.
Хор.
Горе нам! Горе! Горе!
Свет в зрительном зале гаснет.
ЭПИЛОГ
Сцена освобождена от реквизита и совершенно пуста.
Бабетта и Бидерман стоят там же и в тех же позах, что и в конце пьесы.
Бабетта. Готлиб…
Бидерман. Тише.
Бабетта. Мы сгорели?
Крик попугая.
Что это?
Опять крик попугая.
Бидерман. Почему ты не вернулась, пока еще лестница не горела? Я же тебе говорил. Зачем ты еще раз пошла в спальню?
Бабетта. Там же были все мои драгоценности. За ними и пошла.
Бидерман. Конечно, мы сгорели.
Крик попугая.
Бабетта. Готлиб…
Бидерман. Да тише ты!
Бабетта. А где же мы теперь?
Бидерман. На небесах. Где же еще?
Крик грудного младенца.
Бабетта. Что это?
Опять крик младенца.
Откровенно говоря, Готлиб, я представляла себе небеса совсем иначе…
Бидерман. Главное сейчас — не терять веру!
Бабетта. Ты так представлял себе небеса?
Крик попугая.
Бидерман. Это попугай.
Крик попугая.
Бабетта. Готлиб…
Бидерман. Главное — не терять веру!
Бабетта. Мы ждем тут уже целую вечность.
Крик младенца.
Опять этот младенец!
Крик попугая.
Готлиб…
Бидерман. Ну что?
Бабетта. А как же сюда попал попугай?
Звонит дверной звонок.
Бидерман Ты меня только не нервируй, Бабетта, прошу тебя. Почему бы попугаю не попасть на небеса? Если он безгрешен…
Звонит дверный звонок.
Что это?
Бабетта. Наш дверной звонок.
Бидерман. Кто бы это мог быть?
Теперь слышно все вместе: младенец, звонок, попугай.
Бабетта. Если бы только не этот попугай! И еще младенец! Этого я не вынесу, Готлиб, — чтобы такой визг на веки вечные, как в рабочем поселке.
Бидерман. Тише!
Бабетта. За кого они нас принимают?
Бидерман. Успокойся.
Бабетта. Мы к такому не привыкли.
Бидерман. Почему бы нам не попасть на небо? Все наши знакомые на небесах, даже мой адвокат. В последний раз тебе говорю: это могут быть только небеса. Что же еще? Конечно, это небеса. Что мы такого сделали?
Звонит дверной звонок.
Бабетта. Наверное, надо открыть?
Звонок звонит.
Откуда у них, собственно, наш звонок?
Звонок звонит.
Может, это какой-нибудь ангел…
Звонок звонит.
Бидерман. Я совершенно безгрешен! Я почитал отца и мать, ты это знаешь, — особенно маму, тебя это всегда раздражало. Я строго придерживался десяти заповедей, Бабетта, всю свою жизнь. Я никогда не сотворял себе кумира — уж точно никогда. Я не крал; у нас всегда было все необходимое. И не убивал. И по воскресеньям не работал. И дома ближнего своего не желал, а если желал, то покупал его. Покупать, я надеюсь, пока еще не возбраняется! И я ни разу не заметил, чтобы я обманывал. Я не прелюбодействовал, Бабетта, нет, в самом деле, — по сравнению с другими!.. Ты свидетельница, Бабетта, если ангел придет: у меня был один-единственный недостаток — я был слишком мягкосердечен, это возможно, просто слишком мягкосердечен.
Крик попугая.
Бабетта. Ты понимаешь, чего он кричит?
Крик попугая.
Бидерман. Ты убивала? Я просто спрашиваю. Другим богам поклонялась? С йогами у тебя там был грешок. Ты прелюбодействовала, Бабетта?
Бабетта. С кем?
Бидерман. Ну вот видишь.
Звонит дверной звонок.
Стало быть, мы на небесах.
Появляется Анна, в чепчике и фартучке.
Бабетта. А Анна что тут делает?
Анна проходит мимо; волосы у нее длинные и ядовито-зеленые. Я надеюсь, она не видела, как ты давал спички, Готлиб. Она может заявить, с нее станется.
Бидерман. Спички!
Бабетта. Я тебе говорила, Готлиб, это поджигатели. Я тебе с самой первой ночи говорила.
Появляются Анна и полицейский с белыми крылышками за спиной.
Анна. Сейчас я его позову. (Выходит.)
Ангел-полицейский ждет.
Бидерман. Вот видишь!
Бабетта. Что?
Бидерман. Ангел.
Полицейский прикладывает руку к козырьку.
Бабетта. Я себе ангелов совсем по-другому представляла.
Бидерман. Мы не в средневековье.
Бабетта. А ты разве не представлял себе ангелов по-другому?
Полицейский отворачивается и ждет.
Может, нам упасть на колени?
Бидерман. Спроси его, точно ли здесь небеса. (Подбадривает колеблющуюся Бабетту энергичными кивками.) Скажи, что мы ждем уже целую вечность.
Бабетта (приближается к полицейскому). Мой муж и я…
Бидерман. Скажи, что мы жертвы!
Бабетта. Мы с мужем — жертвы.
Бидерман. Наша вилла лежит в руинах.
Бабетта. Мы с мужем…
Бидерман. Скажи, скажи!
Бабетта…в руинах.
Бидерман. Что мы пережили — он даже представить себе не может. Скажи, скажи! Мы все потеряли. Скажи, скажи! И что мы совершенно безгрешны.
Бабетта. Вы даже представить себе этого не можете.
Бидерман. Что мы пережили!
Бабетта. Все мои драгоценности расплавились!
Бидерман. Скажи ему, что мы безгрешны…
Бабетта. А мы совершенно безгрешны…
Бидерман…по сравнению с другими!
Бабетта…по сравнению с другими.
Полицейский (вынимает сигару). У вас есть спички?
Бидерман (бледнеет). Спички? У меня? То есть как?
Из-под земли взвивается язык пламени в человеческий рост.
Полицейский. Ах, вот и огонек. Спасибо, уже не нужно.
Бабетта и Бидерман, раскрыв глаза, смотрят на пламя.
Бабетта. Готлиб…
Бидерман. Тише!
Бабетта. Что это значит?
Появляется Мартышка.
Мартышка. Ну, что тут у вас?
Полицейский. Да вот, несколько грешников.
Мартышка надевает очки.
Бабетта. Готлиб! Мы же его знаем!
Бидерман. Откуда?
Бабетта. Да это же наш доктор философии.
Мартышка (берет списки и перелистывает их). Ну как там у вас наверху дела?
Полицейский. Да не жалуемся. Где живет Господь, никто не знает, но