Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сам первый аския во время своих походов захватил у сонни Али 24 «племени» рабов[17], которых Али отобрал у царей Мали; ал-Хадж рассматривал эти «племена» как свое законное наследство. Каждая из этих рабских групп несла определенные повинности: часть из них должна была поставлять установленное количество зерна с каждой супружеской пары, часть изготовляла оружие для царского войска — это были кузнецы, некоторых использовали как личных слуг аскии и его родни или же в качестве прислуги при царских лошадях.
Повинности могли изменяться. Так, во времена правителей Мали с тех, кто обязан был поставлять зерно, брали урожай с 40 локтей обработанной земли. Во времена сонни Али было приказано объединять рабов в «бригады» по 100 человек каждая — такие бригады работали в поле под наблюдением надсмотрщиков с барабанщиками и флейтистами, а весь урожай уходил на прокормление воинов сонни. Когда же эти люди перешли в собственность аскии ал-Хаджа, он установил для них подать зерном, причем размер ее не мог превысить 30 мер. По сравнению с предыдущим периодом это могло показаться облегчением. Так бы оно и было, если бы аския одновременно не наложил на рабов гораздо более тяжкую дань. «И брал аския Мухаммед некоторых из их детей, обращая их в цену лошадей»[18], — спокойно поясняет Кати. Он оставался человеком своей эпохи и своего круга, и такие вещи были для него совершенно обыденным явлением.
Но помимо тех рабов, что достались аскии ал-Хадж Мухаммеду, так сказать, по наследству от прежней династии, он и сам в своих походах угонял в полон многие тысячи людей. Когда в 1495 г. его войско завоевало город Диагу, аския, рассказывает хроника, «захватил в ней 500 строителей и 400 увел в Гао, дабы использовать их для себя… вместе с их строительным инструментом. Брату же своему, Амару Комдиаго, он пожаловал оставшуюся сотню». Амар в эту пору строил город Тендирму, будущую резиденцию наместника западных областей — «канфари», и опытные строители ему были очень кстати. При этом, когда захваченных людей, перегоняли в назначенные им для жительства местности, им приходилось проходить зачастую не одну сотню километров: одну из местностей возле Тендирмы заселили моей, угнанными аскией после одного из походов на их страну, а в то же время царские земли, находившиеся в затопляемой части Масины, обрабатывали люди, которых захватили в области Галам, на верхнем течении Сенегала.
Основой политики аскии ал-Хадж Мухаммеда I в этом отношении было создание развитой сети рабских поселков, принадлежавших короне и размещенных по всему пространству Сонгай. Если отметить, на карте земледельческие рабские поселки, принадлежавшие самому заметному из преемников ал-Хаджа — аскии Дауду (1549–1583), то они разместятся от Денди почти до Ниоро. «Во всех подчинявшихся ему землях, от Эрей-Денди… до окончания гаваней озера Дебо, были у аскии возделанные участки. В иные годы ему поступало продовольствия более 400 тысяч сунну[19]. Не было ни одного селения среди поселков, что мы назвали, где бы у аскии не было рабов и начальника над ними. Под началом некоторых из них возделывали землю до 100 рабов, а у других — 50, 60, 40 и 20». Так рассказал об этом Махмуд Кати. Но главная масса этих поселений находилась в средней дельте Нигера — рисовой житнице Сонгай, самой плодородной области государства. И это лишний раз показывает прямую связь между рисоводе вом и использованием рабского труда в сельском хозяйстве.
Широко распространено было обыкновение дарить рабов; делалось это как на вывод (если употребить русское выражение крепостного времени), так и вместе с селениями, где эти рабы жили. И делали это аскии не скупясь. Ал-Хадж Мухаммед I пожаловал одному из многочисленных шерифов своего окружения, по одному рассказу, 1700, а по другому — 2700 рабов за один раз. Уже знакомые нам факихи Салих Диавара и Мухаммед Туле получили в 1501–1502 гг. целых шесть «племен» рабов — по три на каждого. В 1581 г. еще один шериф получил сразу три поселка с рабами в дар от аскии Дауда. Не оставался обиженным и автор «Истории искателя»: тот же Дауд подарил ему поместье с рабами. В поместье, правда, числилось всего 13 рабов, но надо полагать, что это был не единственный подарок такого рода, полученный нашим знакомцем за время его долгой и преданной службы династии.
Но мало было обратить людей в рабство и посадить их на землю. Нужно было еще и закрепить их в этом состоянии: ведь никому из хозяев таких рабских деревень не хотелось терять рабочие руки. Для этого существовала целая система ограничений, которой подчинялись все без исключения рабы. В основе системы лежало запрещение людям рабского состояния заключать браки вне своих «племен». Другими словами, все такие объединения зависимых людей были строго эндогамны.
Что это значило на практике? Просто-напросто то, что свободный человек не мог жениться или выйти замуж за члена рабского племени, не обрекая себя самого совершенно автоматически на потерю свободы. Правда, существовало заметное различие между положением мужчины и положением женщины. Дело в том, что счет родства по линии матери — мы с этим встречались и в Гане, и в Мали — очень устойчиво держался и у сонгаев. В отдельных случаях счет родства по отцу уже сам по себе означал принадлежность человека к той или иной группе рабов. Особенно часто это случалось в кастах кузнецов — так было, например, с теми пятью «племенами» оружейников, которые унаследовал от сонни Али аския ал-Хадж Мухаммед I. Свободные же люди считали родство только по матери, хотя наследование имущества шло уже по отцовской линии (что свидетельствует о сравнительной давности сложения классового общества).
По всем этим причинам решающее значение имело социальное положение матери или жены. Сонгайские правители обеих династий строго следили за соблюдением соответствующих правил. При этом важную роль играло, конечно, желание обеспечить сохранение за собственником возможно большего количества рабов. Мужчинам из все тех