Выдержав паузу и убедившись, что противник отошел в глубь подземных лабиринтов, Неустроев отправил туда новую группу разведчиков. А большую часть остальных бойцов стянул вокруг самого выхода. Находясь в плотном окружении сослуживцев и не имея по этой причине возможности освободиться от опасной ноши, Минин довольно долгое время так и перемещался по Рейхстагу, крепко зажав в правой руке гранату с уже выдернутой чекой. И не без усилия разжал совершенно затекшие пальцы только тогда, когда, выбравшись с ребятами на притихшую Королевскую площадь, с облегчением швырнул смертельно опасную и совершенно ему очертеневшую «железку» в затопленный водой канал…

И еще из воспоминаний Минина: «При выходе из Рейхстага мы внимательно осмотрели всю местность, прилегающую к этому зданию с запада, юга и севера. Утро было солнечным и тихим. На Королевской площади – ни одного человека. Одинокие и искореженные немецкие зенитные орудия, вкопанные в землю, напоминали о том, что здесь вчера поздним вечером шло ожесточенное сражение. Наших танков и артиллерии в районе площади было не видно… »

По пути в штаб Маков, Минин, Бобров и Лисименко зашли в находившийся в «доме Гиммлера» медсанбат и захватили с собой Загитова. Зия, после краткого отдыха, уже немного пришел в себя и, как уверял, чувствовал себя «вполне нормально». Минин закинул за спину его автомат, а Саша Лисименко, взяв друга под руку, помог тому двигаться. Так без особых происшествий – только на мосту Мольтке неизвестно откуда по ним были выпущены две короткие пулеметные очереди, но, к счастью, все мимо – добрались до командного пункта 79-го стрелкового корпуса, где сделали небольшую остановку. По прибытии в штаб Маков сразу же отправился докладывать Переверткину. Генерал во время рассказа капитана своих чувств не скрывал. Из радиорассказа В. Макова: «Командир корпуса сразу при мне позвонил командиру 136-й артбригады полковнику Писареву и приказал не мешкая приготовить на оставшихся в живых четырех разведчиков представление к присвоению звания Героя Советского Союза. Ну и на меня начальнику штаба сказал, чтобы подготовили материал. Конечно, было очень приятно, что оценили. Но ведь когда согласились стать добровольцами и шли на штурм Рейхстага, никто не думал ни о славе, ни о наградах. Просто нужно было выполнить приказ. Понимали при этом, что войне вот-вот конец, что Победа – вопрос дней. Но кому-то надо было. Предложили нам. Если не мы, пошли бы другие… »

Вернувшись от Переверткина к разведчикам, капитан сразу же сообщил: «Командир корпуса очень доволен боевыми действиями группы. И за проявленный героизм при водружении первого Знамени Победы приказал всех нас пятерых представить к званию „Героев“, а остальных участников штурмовой группы – к ордену Ленина».

После этого пути четверки разведчиков и капитана Макова на время разошлись. Капитан остался по месту своей службы на КП корпуса. А Минин, Загитов, Бобров и Лисименко часам к восьми утра прибыли в расположение своей родной артбригады, где были по-отечески приняты начальником штаба подполковником А. Бумагиным. По его приказу всех четверых сфотографировали и представили известному советскому писателю, а тогда военному корреспонденту «Правды» Борису Горбатову. Он буквально засыпал разведчиков вопросами. А те хоть и падали с ног от усталости, обстоятельно, в деталях рассказали ему о штурме, не скрыв при этом своего недоумения и по поводу приказа по фронту № 6, и указанного в нем ложного времени взятия Рейхстага. Корреспондент несколько раз переспрашивал ребят об этих злосчастных «14.25». Но, получив еще и еще раз обстоятельный ответ от каждого, что в названное время в Рейхстаге ни одного советского воина не было, почему-то записывать это в свой рабочий блокнот не стал.

После завтрака всех четверых вызвал к себе начштаба разведдивизиона капитан В. Абрамов и на каждого написал наградные листы для представления к званию Героя Советского Союза.

Никто из четверых – ни Михаил Минин, ни Алексей Бобров, ни Гия Загитов, ни Саша Лисименко еще не знали, что в этой беседе истекают последние минуты их заслуженной, но очень уж коротенькой славы, а начинается совсем другая, а точнее совсем по-другому героическая жизнь…

Не ведал о том и капитан Владимир Маков, на которого в эти минуты в штабе 79-го корпуса уже тоже был оформлен наградной лист[108]. В документе, завершающимся фразой «За отличное выполнение задания по форсированию водных преград, активное участие по захвату Рейхстага и водружению над ним знамени Маков достоин присвоения звания Героя Советского Союза», стоял «автограф» начальника штаба полковника Летунова. А сразу за ним размашистая подпись самого генерал-майора Переверткина.

Малоприятная весть, которую на рассвете, напоровшись на засаду в подвале, принесли Неустроеву разведчики, заключалась не только в пяти погибших товарищах.

Теперь, прежде чем что-либо предпринимать, требовалось точно установить, что это за подземелье и какие силы там сосредоточены.

Словно на удачу, в одной из комнат Рейхстага еще с вечера содержались взятые в плен гитлеровцы. На то, чтобы отконвоировать их в тыл ни времени, ни лишних людей не имелось. Зато теперь от них можно было получить весьма ценную информацию. Тем более что и переводчик имелся – рядовой Прыгунов. На передовую он попал, побывав до того в немецкой неволе, – работал на каком-то заводе. Там и по-немецки «балакать» научился.

Сведения, полученные от гитлеровского офицера, Неустроева сильно озадачили. При допросе он рассказал, что под Рейхстагом размещаются обширные помещения, связанные между собой многочисленными тоннелями и переходами. В них укрываются более тысячи человек горнизона во главе с генерал-лейтенантом, комендантом Рейхстага. Обороняющиеся располагают большими запасами боеприпасов, продовольствия и воды.

Даже если немец, беря на испуг, и сильно привирал, здесь, в стенах Рейхстага, на стороне противника был явный перевес в силах. Из этого Неустроев сделал вывод, что в подвал пока лезть не надо, а лучше держать оборону наверху, в зале, который начинался сразу же за входным вестибюлем. И при этом, разумеется, контролировать все коридоры, блокировать все выходы из подземелья.

На помощь извне – Неустроев в этом уже не сомневался – в ближайшее время рассчитывать было нечего. Потому что только что доставленный в Рейхстаг из полковых тылов завтрак явно был последним приветом из внешнего мира. Спорадическая доселе стрельба вокруг здания немецкого парламента быстро переросла в могучий гул артиллерийской канонады. Рейхстаг затрясло, как малярийного больного. А на Королевской площади вновь забушевал огромный смерч из огня и стали.

Пока связь еще действовала, Неустроев успел связаться с комполка и попросил сделать все, чтобы подавить, наконец, вражеские батареи в парке Тиргартен. Тех артсредств, которые до сих пор поддерживали его роты, для такой работы было совершенно недостаточно.

Но связь тут же оборвалась. А немецкие батареи в Тиргартен-парке как ни в чем не бывало снова, словно гигантский паровой молот, задолбили по Королевской площади, в очередной раз нарушив взаимодействие между основными силами и ворвавшимися в Рейхстаг частями. Часам к одиннадцати ценой больших потерь фашистам все же удалось подойти к зданию Кроль-оперы. В нем еще сопротивлялась часть немецкого гарнизона. Соединиться противнику не дали. Но та группировка, которая оказалась у здания Кроль-оперы, развернувшись основной массой сил к западному фасаду Рейхстага, открыла ураганный огонь по его парадному подъезду. Почти одновременно в самом здании гитлеровцы, стремясь во что бы то ни стало вырваться из подземелья, пошли на прорыв. В трех—четырех местах это им удалось. Через образовавшиеся бреши на первый этаж ворвались солдаты и офицеры противника. После ночного вывода из Рейхстага всех лишних с батальоном Неустроева остались несколько солдат-химиков с ранцевыми огнеметами.