— Эрик, ты когда-нибудь в своей жизни убивал человека?

Он недобро рассмеялся.

— Конечно. И довольно много раз. В конце концов, я дикарь, который только этим и занимается…

— Нет, я не то имею в виду… ну, как палач!

Я отвернулась к стене в надежде на то, что мы когда-нибудь поймем друг друга.

— Могу сказать вам, когда я лишил жизни последнего. Это произошло в пещере, с вашей помощью, графиня. Не свершив этого, я вряд ли остался бы в живых. — Горький сарказм исчез, и звук его голоса успокоил мою душу. — Зачем вам это знать?

Холодная стена нестерпимо пахла плесенью, я почувствовала это, приложившись к ней лбом.

— И… ты перерезал кому-то глотку, чтобы… пить стекающую кровь?

Он услышал мой шепот у стены и буквально вонзил палец в мою руку

— Кто вам нарассказывал такое? Что вам вообще известно о кровавых жертвах, графиня? Кто говорит об этом? — Он начал трясти меня, потом внезапно отпустил. — Это рассказал вам аббат. Так ведь? Он?

В воздухе повисла напряженная тишина. Потом я услышала его тяжелое дыхание.

— Позвольте мне сказать, Элеонора, — хрипло произнес он наконец. — В моей стране существуют обычаи, о которых девушке-христианке лучше не знать. Забудьте о том, что слышали.

— Вы закалывали, резали людей, — прошептала я. — Ты тоже…

— Я был еще ребенком и никогда не принимал в этом участия, — прервал он меня.

— Вы убивали, резали людей насмерть, Эрик, — зашептала я. — Вы убивали их и…

Меня трясло от отвращения, и я буквально прилипла к грязной стене.

— Люди Севера… — снова заговорил он, — люди Севера не веруют, как христиане, лишь в одного Бога. В Асгарде живет много почитаемых богов, которым поклоняются, и ни один не похож на другого. Вот, например, бог войны — Тор. В его руках молот, который отобрали у меня и который теперь вы носите на своей цепочке. Мьеньлир — громовержец и метатель молний, могущественнее креста Белого Христа…

— Что?..

— Дайте же мне договорить. Ведь вы задали мне вопрос, так выслушайте и ответ, — гневно прервал он меня. — Кроме Тора есть еще и хитрый, лукавый Один Одноглазый, подаривший нам руны. И бог плодородия по имени Фрейр. Они главные боги, самые властные и всесильные в Асгарде, месте их проживания. Люди верят, что кровь сделает богов более сильными и выносливыми. Когда у бога что-нибудь просят, то преподносят ему дар. Каждые девять лет люди страны Свеа встречаются с другими коренными народами Швеции на грандиозном празднике богов, где воздают молитвы торжеству победы и плодородию. — Я услышала, как, вздохнув, он провел рукой по своим волосам. — В моем родном городе Уппсала стоит храм, где встречаются через девять лет, дабы принести жертву богам.

— И людей тоже…

— Забудьте об этом, Элеонора…

— Кто их убивает?

Странно, но чем больше пугала меня темнота, тем меньше я боялась задавать Эрику такие вопросы. Я была уверена, что прежде никогда бы не добилась у него ответа. Но в темноте мы не видели лиц друг друга, она скрывала слезы, отвращение и ужас… И сильнее становилось мое возмутительное любопытство как можно больше узнать о суровых ритуалах северных народов, о людях, которых я представляла себе дикарями…

— В жертву приносятся животные. Лошади, коровы, овцы, собаки — все то, что дорого людям, предлагается и богам.

— Но люди, приносимые в жертву… — зашептала я.

Эрик глубоко вздохнул.

— Если страна испытывает страшные бедствия, если голод, война или эпидемии угрожают ее народу, то кровь одного человека, принесенного в жертву, возможно, смягчит гнев богов…

— А кто это совершает, Эрик?

— Король. Король совершает этот обряд.

Король.

— Каждый король?

— Каждый.

— Но ведь и ты сын короля…

— Но не король! Кроме того, моя мать христианка. Она была благочестивая женщина.

Я слышала, как он прополз немного и был теперь возле стены, совсем рядом.

— Графиня, забудьте все, что слышали. От вас все это слишком далеко, и… и вы слишком мало знаете. Вы совсем ничего не знаете.

Я хранила молчание. Обхватив колени, я пыталась согреться. Сквозь мокрое платье холод проникал в тело, и не в силах предпринять что-либо, чтобы не замерзнуть, я лишь стучала зубами. Забудьте, что вы слышали. Забыть. Какой тонкий смысл заключался в этом слове… Я бы забыла, если бы была дома, забыла бы все, что довелось мне пережить, все, что связывало меня с ним, все!

Тишина зловеще оглушала. Никто не появлялся, чтобы осветить тьму. Я опять протерла глаза. Чернота, чернота, чернота. А может, это и была сама смерть? Просто остыть, стать совсем холодной, перестать чувствовать себя и все, что происходит вокруг, пока душа прокладывает себе путь в мир иной? Смерть затаилась в этих стенах, я чувствовала, что она угрожает мне своим холодом и омерзительною сыростью, которая даже рубаху Эрика на моих плечах сделала тяжелой… Внезапно мне до потери сознания захотелось сидеть рядом с ним, близко ощущать его дыхание, его тепло, которого хватило бы и для меня… Но я умру, прежде чем меня вызволят из моего угла. Я уставилась в темноту, туда, где мог бы сидеть он. Он спал? Было страшно, невыносимо тихо. О всемогущий Боже. Мурашки побежали по моей спине.

— Эрик?..

— Я здесь, Элеонора.

Голос прозвучал совсем близко. Его рука коснулась моей. Все это время он сидел почти вплотную, рядом.

Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной;

Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня.

(Псалтирь 22,4)

Заскрежетала дверь. Сердце мое учащенно забилось. Легкими шагами кто-то спускался по лестнице вниз, в темноту. Отчетливо было слышно чье-то дыхание. Я осмотрелась вокруг.

— Lata hljott um pik — тихо!

— Но здесь кто-то есть!

Какое-то мгновение мы оба, не дыша, прислушивались. Пришелец вновь втянул носом воздух и сплюнул на пол.

— Герман, — прошептал Эрик. — Это Герман!

Я медленно потянулась к решетке. Шаги приближались, вот они уже за углом, я заметила отблеск света от лампы.

— Герман! — закричала я туда, откуда показался свет, в надежде на то, что это был именно он. Свет исчез. Я вдыхала запах масла в лампе, оно отдавало благовониями. Даже на краю света я узнала бы этот запах.

— Госпожа?..

Слабый свет, мерцая в темноте, вновь медленно приближался к нам.

— Герман? Герман, мы здесь, скорей же! — Я принялась неистово трясти прутья решетки. — Решетка заперта, у меня нет ключа, Герман, пожалуйста, вытащи меня отсюда…