— Я должен… должен ослабить этот вытяжной пластырь… он меня убьет…

Представив себе, как он пальцами ощупывает ужасную рану, я почувствовала приступ сильной тошноты. Но, несмотря на это, подползла ближе.

— Позволь мне сделать это.

— Подите прочь! Не беритесь за это, Элеонора, все воспалено…

Я быстро удалилась в свой угол, заткнув уши и нос, чтобы ничего не слышать и не ощущать… О Боже, неужели ты забыл обо мне?

— Что за идея, — пробормотал он. — Зачем было копать столь длинный ход…

— Здесь когда-то был рудник. Отец говорит, что когда-то, очень давно, здесь работали люди.

Мне даже казалось, что откуда-то издалека доносились их голоса, эхо минувших дней, и металлический скрежет лопат и глухие удары молотов, которыми они врубались в породу.

— Мне представляется, что это было чуть ли не в начале всех времен, — произнес он. — Знаете, на Севере рассказывают иной миф о сотворении мира. Там нет ни Адама, ни Евы, нет и яблока. — Он закашлялся. — Рассказать вам о заледеневших великанах?

Я втянула голову в плечи в своем углу. Еще одним языческим мифом больше. Но потом все мои сомнения рассеялись: его голос изгонял лесных духов. Он защитит меня и здесь.

— Расскажи мне о великанах.

— Первые существа возникли из ядовитых капель росы, покинувших лед Севера, когда жара подступила к холоду. Их называли заледеневшими великанами, грозный род. Первого из них звали Юмир. Из его плеч выросли мужчина и женщина, его правая нога с левой ногой произвели на свет сына. Юмир питался молоком заледеневшей коровы, которая облизывала обледеневшие камни. Из этих камней появился мужчина во имени Бэри, который в свою очередь породил сына Бора. Бор получил в жены Бэстлу, а своих сыновей Они назвали Один, Вили и Вэ, повелитель неба.

— Один Одноглазый, — шепотом произнесла я. — Тот, кого аббат поставил на свой алтарь…

— Именно тот. Вы верно подметили. Но слушайте дальше. Сыновья Бора убили великана Юмира. Его крови было так много, что событие это привело к всемирному потопу, в котором захлебнулись все до единого заледеневшие великаны. От Юмира-прародителя и сотворилась земля такой, какой мы ее знаем. Из его плоти возникла суша, из его крови — моря, а из костей — горы. Из его черепа они создали небо, поддерживаемое с четырех углов гномами. Мозг Юмира они подбросили в воздух — так появились облака. Когда сыновья Бора управились со всем этим, то на берегу моря увидели два бревна, вот из них они и сделали человеческую пару. Аск и Эмбла стали первыми людьми на земле.

— Это неприятная история. Мир язычников начался с убийства!

Я засунула руки в рукава. Теперь мне все страшные истории казались вещими…

— А что рассказывают христиане? Их мир начался с любопытной женщины, виновной в том, что муж ее выи вынужден был покинуть рай.

Я не нашлась, что ответить на это.

По прошествии долгого времени я наконец-то вытянула ноги. Сколько мы уже сидим здесь?

— Ты еще веришь в то, что нас кто-то найдет? — спросила я.

Эрик опять закашлялся.

Я уставилась в темноту. Чернота, чернота, чернота. Она представлялась мне злым зверем со многими тысячами когтей, готовая вот-вот наброситься на нас и поглотить. Да, она поглотила бы нас, не оставив и следа, и никто никогда бы так и не узнал, что мы здесь сидели…

— Пресвятая Дева Мария! — возопила я и протерла глаза.

А может, я ослепла? Вокруг кромешная тьма, никакого, даже малейшего, просвета. Слепота. У меня застучали зубы. Слепая и приговоренная к смерти…

Что-то легло мне на плечи. Рубаха.

— Pik kell.[46]Возьмите это, графиня. Согреетесь хоть немного.

— А как же ты? — Пролепетала я.

Рубаха была влажной и нестерпимо пахла дымом и другими дурными запахами. Я чувствовала и отвращение, и благодарность. Но потом все же плотнее натянула ее на себя, сразу же ощутив тепло того, кто носил ее.

— Attu engan stad vid atkalt komi a pik. Мне не даст замерзнуть лихорадка, не волнуйтесь. Потерпите еще немного, нас найдут.

— Здесь… здесь так темно…

Я почувствовала, как он придвинулся ближе.

— И вы подумали, уж не ослепли ли мы, верно? — Его рука крепко схватила мою. — Мы не ослепли, Элеонора. Поверьте, когда увидим свет, на короткое время мы действительно будто ослепнем, а потом опять будем все видеть. Я… Рассказать вам еще одну историю?

Не произнеся ни слова, я кивнула. Да, отвлеки меня, пожалуйста, отвлеки меня…

— Когда я был мальчиком, то однажды со своей младшей сестрой попал в медвежью берлогу. Мы там спрятались и очень гордились тем, что товарищи по игре не нашли нас. В этой берлоге было так же мрачно, как и здесь, и стоял невыносимый запах, но почему — мы об этом не задумывались. Зигрун, моя сестра, страшно испугалась. Я рассказал ей о кладе, который мы обязательно найдем при выходе, — и тут прямо перед нами появился медведь. Он был едва виден, номы почувствовали его по запаху, мы просто вычислили его… О Один, от страха я чуть было не наложил в штаны!

Он издал булькающий звук. Я сжала его горячую руку. Она была единственной реальностью в этом мраке.

— Зигрун принялась кричать, ее детский голосок был высоким и пронзительным, и наверное, от него у медведя заложило уши, во всяком случае, он испугался, а мы смогли убежать. Никогда до тех пор я так не мчался… Мой отец расправился с медведем своим боевым топором в тот же день. Я потом много лет спал на шкуре этого медведя, — закончил он свое повествование, задумчиво потирая мои пальцы. — Все это до сих пор стоит передо мной — медведь-великан, на две головы выше человека… и топор, которым его убили…

— Топор? У вас еще охотятся с топорами?

— То был боевой топор. Боевое оружие. Им убивают людей.

— Топорами?..

— Быстрая смерть, если им умело пользоваться. Мой отец…

— Варвар!

Я вырвала свою руку и скорчилась у стены. Он ничего не ответил, проглотив мое замечание. Надолго воцарилась тишина. Топоры. Я видела топоры, которые наши батраки использовали для рубки древесины, и представила топор в голове человека. Длинное блестящее лезвие…

— Пресвятая Дева Мария, — пробормотала я.

Я точно наяву увидела, как кровь фонтаном брызнула из головы — и тут передо мной опять возникла сцена, которую вчера, в тишине гостиницы, накликал аббат! Кровь и люди, висящие на деревьях, принесенные в жертву бескровным грозным богам…

— Эрик!

Он не ответил. Решись, спроси его сейчас. Сейчас или никогда, сделай это!

— Эрик… ты… ты должен мне кое-что сказать.

— Что? — отозвался он.