Жанна пригубила прохладное вино.

– Так вот почему они его во льду подают!

– Чилийские вина, вообще-то, охлаждать не принято. Но…

Жанна мысленно застонала. Бог с ними, с этими экзотическими блюдами! Она вот прямо сейчас убежит. Бросит своего унылого занудного Буратину и сбежит туда, где никто и ничему ее учить не будет. Где она станет самой собой и будет делать все, что захочет! И где не надо будет себя контролировать, ежесекундно думая о том, как завоевать и как кивнуть, как понравиться и как привязать, да покрепче!

Жанна еще раз пригубила вино, подняла глаза на собеседника, стараясь все же, чтобы ей был виден зал, но Алексей не сомневался, что она смотрит только на него. Ее усилия пропали даром: ее спутник увлеченно сворачивал что-то на тарелке. А вот в дальнем конце зала…

Жанна окаменела, опустила глаза и потом снова подняла их, взглянув туда, где ей привиделся знакомый силуэт. Присмотрелась получше и очень аккуратно поставила бокал на стол.

Ей ничего не привиделось. За дальним столиком, вполоборота к ней, сидел ее Митечка и ласково обнимал за плечи какую-то тощую фифу. И не просто обнимал, а прижимал ее голову к плечу, что-то шептал на ушко.

Ее Митечка!

Жанне показалось, что из-под ног, качнувшись, уходит пол, что все вокруг закрутилось, как в карусели, что вращение все ускоряется и ускоряется. Кровь бросилась девушке в лицо, стало нечем дышать.

Ее Митечка и какая-то крыса! Здесь!

Жанну буквально вынесло из-за столика. Шаг, второй третий… И вот она уже стоит прямо напротив этой сладкой парочки.

– Ну что, любовничек?! Вот и ты, мой трудолюбивый!

– Жанна? Что ты?..

Девушка уперла руки в бока.

– Да я-то тут делаю что хочу! А вот ты! Сволочь! Ты же только сегодня должен был из своего Прямосибирска прикатить! А ты, скотина, оказывается, все это время здесь ошивался, другую себе завел да по кабакам ее теперь водишь!

Тут Жанна перевела гневный взгляд на спутницу Митечки.

– И где ты только такую уродину нашел?! Ни кожи, ни рожи! Меня что, тебе уже мало?! Или, наоборот, слишком много?!

Девушка рядом в Митечкой вжалась в кресло.

– Мало, скотина, скажи!

– Жанна, успокойся! Не ори!

– Да я сейчас убью тебя просто! И больше орать не буду. И фифу твою линялую вместе с тобой, чтобы мужиков не уводила!

Как в плохом кино, Жанна вцепилась в волосы Митечкиной спутницы. Та ойкнула. Жанна стала трусить девушку, и впрямь стараясь вырвать ее линялые волосенки. Те не поддавались – и от злости Жанна завыла в голос.

Девушка пыталась прикрыться руками, как-то защититься, перехватить захват этой фурии, оторвать от себя ее страшные пальцы.

Звонкая пощечина ослепила Жанну болью, вторая заставила разжать сведенные судорогой пальцы, а третья вынудила прикрыть собственное лицо.

– Уймись! – голос Алексея загремел во внезапно наступившей тишине. – Ну!

Жанна с испугом взглянула туда, где только что были страшные жесткие руки. Но там было пусто. Зато под колени ей ударило кресло, заставив упасть со всего маху.

– Держи свою истеричку, любовничек, не знаю уж, как тебя зовут. Крепко держи, можешь связать!

Митечка бросился выполнять приказ.

– Девушка, девушка! Как вы? Все в порядке? – Алексей наклонился в девушке. Та, стараясь прикрыть голову, еще сильнее вжалась в кресло. – Девушка! Поднимите голову! Вам плохо? Вызвать скорую?

Ангел попытался аккуратно разжать руки Митечкиной спутницы.

– Ну, давайте осторожненько, вот та-ак…

Та послушно опустила руки и наконец взглянула на своего спасителя.

– Ира?!

– Ангел?

– Рыжик мой, это ты? Она тебе очень больно сделала? Может, все-таки скорую?

Пальцы Алексея принялись ощупывать голову девушки, потом опустились к плечам и шее. Больше это зрелище выносить Жанна не могла. Митечка стоял рядом, но до вазы с охапкой цветов было еще ближе.

– Жанна! Нет!

Тяжеленная ваза, расплескивая воду и роняя цветы, полетела в Алексея. Но крика Ирининого спутника хватило, чтобы Ангел успел упасть на девушку, прикрывая ее собой. Кресло развалилось, опрокидываясь, и Ирина распласталась на полу. А сверху на нее упал Алексей.

Грохот разбившейся о стену вазы и плеск воды поставили точку в этой мерзкой сцене.

– Как ты тут, маленькая моя? – Алексей, не обращая внимания на картинку на дверях, заглянул в дамский туалет.

К счастью, кроме Иры, пытающейся привести себя в порядок после истерики, здесь никого не было. Должно быть, посетителей, и без того немногочисленных, в ресторане значительно поубавилось. Но Алексею было все равно – его фея, хозяйка мыслей, нуждалась в помощи.

– Ничего, Леш… Уже нормально, – девушка бледно улыбнулась.

Алексей вошел в сияющий серым кафелем и зеркалами туалет. Да будь там хоть сотня дам в неглиже или вовсе без оного – ему было все равно. Дамский туалет ли это, кухня или даже кабинет директора – сейчас его ничто не могло остановить.

Ангел оглядел девушку со всех сторон – к счастью, все и в самом деле было почти нормально. Ни синяков, ни ссадин, непременных участников любой драки, ни порезов, которые могла бы оставить хрупкая ресторанная посуда или распавшееся до щепок кресло.

– Она… она ничего сделать не успела… А вот ты…

Алексей покраснел – в пылу «битвы» он мало что соображал. Но все-таки падать на Ирину не следовало. Девушка улыбнулась, маленький чертенок выглянул из ее глаз.

– Ты, похоже, нанес мне многочисленные травмы. Теперь даже не знаю, к какому врачу обращаться…

– Я нанес, я и лечить буду, – пробурчал Алексей, все-таки решившись повернуть девушку спиной к себе и осторожно ощупывая ее спину. – Здесь не больно? А так?

Ира отрицательно качнула головой.

– Смотри-ка, действительно все хорошо.

– Раны, нанесенные словами, не заметны, но невероятно глубоки…

– Успокойся, Ириш. Она просто ревнивая дура, скандальная и скверно воспитанная.

– А я линялая фифа…

– Ты прекрасна! Самая умная и спокойная, самая красивая! Ты неповторимая! Запомни!

Ирина подняла на Алексея глаза. Их лица почти касались друг друга. Ее Ангел смотрел на нее, не отрываясь, он, похоже, старался разглядеть, как в ее голове отпечатываются эти слова.

– Запомнила?

Губы Иры чуть шевельнулись:

– Да.

И только тогда Алексей ее поцеловал. Всерьез, не играя, не примериваясь, так он делает что-то или нет. Не высказывая свои права на нее. Никому ничего не доказывая. Ирина ответила – тоже всерьез, тоже не примериваясь. Потому что этот поцелуй оказался на диво правильным. Не чужим или привычным, не робким или настойчивым, не влажным или чувственным. Он ничему не учил, он ничего не требовал. Он был правильным, единственно верным. Таким, каким только и может быть поцелуй любящих людей. Людей, самой судьбой предназначенных друг для друга.