– А почему нет?

– Потому что такого не бывает! Или у них толпа поваров, которые натасканы на что-то одно. И они терпеливо ждут, когда какому-нибудь гостю захочется заедать борщ именно пиццей с морепродуктами. А все остальное время сидят в уголке и разгадывают кроссворды. Или поваров один, ну два. И они готовят все, ничего толком не умея.

– Вот давай попробуем и поймем, умеют они или не умеют.

– Ну давай. Только тогда уж заказывай сама – чтобы я гадостей официантам не наговорил.

Алексей вышел из зала и закурил. Вот духота в ресторанчике была самая что ни на есть мексиканская. Представить, что станет с Жанной, если блюда все-таки будут аутентичными, как это обещала реклама, Алексей сейчас просто боялся.

«Да, надо будет сока заказать… И на всякий случай сыра пресного… Чили вещь прекрасная, но очень коварная…»

Садящееся солнце окрасило город всеми оттенками золота. Алексей залюбовался и с некоторой досадой подумал, что куда приятнее было бы сейчас отправиться в лесопарк, найти там открытое кафе и, попивая холодное пиво, любоваться августовским закатом.

– Ну да ладно, – пробормотал он. – Лесопарк не убежит.

Алексей вернулся в зал. На эстраде суетились четверо длинноволосых парней в пончо и огромных шляпах – они настраивали гитары, зачем-то подключая их к усилителям, перебрасывались репликами и расставляли пюпитры.

– А сейчас будет аутентичная музыка…

К счастью, Жанна никакой иронии в словах Алексея не услышала.

– Ой, Леш, да. Девочки говорили, что здесь отличный квартет! И поют они так здорово!

Жанна малость заболталась, но Алексею сейчас было не до нее. Наконец он понял, что напоминает ему все окружающее. «Необыкновенный концерт, елки-палки! Латиноамериканское трио «Лос-Самомучас!» …И песенка «Ай-яй-яй, кампанья», что в переводе означает «Ой-ей-ей, коллектив!»

– Поют, говоришь? И четыре электрогитары… Отлично, просто замечательно! Ну-ка, послушаем.

Жанна кивнула – яда в голосе Алексея стало больше, но девушка его опять не заметила.

Наконец музыканты настроились. Воспитанная публика притихла или хотя бы старалась не так громко пользоваться столовыми приборами. Зазвучали первые ноты. Алексей насторожился. Вступили голоса – и тут Жаннин «Буратино» от души расхохотался.

– Лешка, ты чего? Прекрати! На нас люди смотрят!

– Аутентичная музыка, говоришь?.. Ох, ну ребята дают. Наверное, они на совсем уж крутых баранов рассчитывали, честное слово. Лекция для колхозников!

– Леша, ты о чем?

– Я о том, что ребята, это чистая правда, поют вполне хорошо. Для ресторанных лабухов, конечно. На твердую ресторанную «пятерку». Но вот с репертуаром у них промашечка вышла. Послушай сама!

Алексей был прав: квартет вполне поставленных теноров на три голоса выводил «Палому».

– Это, девочка, песня «Голубка» – «Ла палома» по-испански. И написал ее Себастьян Ирадьер, испанский композитор и вокальный педагог. В середине девятнадцатого века он много путешествовал, жил в Париже, был придворным музыкантом и учителем пения у императрицы Евгении, жены Наполеона Третьего. Был Ирадьер на Кубе, прожил там больше двух лет. И именно там написал «Голубку».

– На Кубе?

– Да, тогда это была заокеанская провинция Испании. «Голубка» по стилю – хабанера, в Гаване она впервые и прозвучала.

Жанна услышала знакомое слово и решительно перебила:

– Хабанера? Как в «Кармен»?

– Да, – Алексей с удовольствием кивнул. Он уже разглядел, что Жаннино молчание-кивание идет от полного ее незнания: она, похоже, вряд ли слышит все, что он ей говорит. Удивительно, как она вообще что-то улавливает в его пространных рассказах. – И хабанера из «Кармен» тоже написана Ирадьером, Бизе ее услышал и вставил в ткань своей оперы, хотя, конечно, гармонизировал. В партитуре эта ария так и называется: «Подражание испанской песенке».

– А-а-а, ясно.

– Песня быстро перешагнула залив и оказалась на континенте. Ее сделали своей строевой песней мексиканские мятежники. А их император Максимилиан даже был под нее казнен!

– Ну вот видишь! Все-таки аутентичная мелодия!

– В таком случае, девочка моя, ребята нам могут спеть и «Марсельезу» – ее повстанцы всего мира пели, не только французы пылкие.

– Господи, Лешенька, откуда ты все знаешь?

– Давно живу…

Жанна недоуменно посмотрела на собеседника.

– На самом деле, Жаннуль, все просто. Мне не очень повезло с родителями, но зато очень повезло с друзьями. Вернее, с другом Димкой. Отец его настоящий меломан – он не просто любит музыку, он старается узнать как можно больше обо всем, чем увлекается. А увлечений у него много, несмотря на то что он воспитывал сына один и поднимал Димку фактически один. Димкина мама умерла, когда мы еще в школе учились.

О друге Буратины Жанна была от Ляльки наслышана. Та много раз рассказывала и о том, какой он умный, сколько всего знает, какой галантный – куда там всем остальным Ленкиным кавалерам.

– Он просто классный, Жан! Одно плохо – бедный совсем!

– Бедный?

– Ага, ужасно! Профессор в универе, сама понимаешь…

Жанна кивнула – она отлично понимала, что университетский профессор для Ляльки не ровня. Человек «не нашего круга». А вот Лешке, похоже, плевать на такое деление на своих и чужих. Зато было не плевать Жанне: ей тоже казалось, что голодранцы должны знать свое место.

«Ну ничего, вот мы поженимся, я все на места поставлю, честное слово!»

Алексей, и не подозревавший, что за него уже все решено, продолжал:

– Вот Димкин отец нам много чего рассказывал. Пластинки ставил, не винил, а те, прежние, из шеллака. И рассказывал много… так интересно. Наверное, столько сейчас знает только какая-нибудь Википедия. Но ту надо знать, как спросить, чтобы ответ получить.

У Жанны уже не было сил, чтобы делать заинтересованное лицо. Официанты не торопились, голос Алексея убаюкивал, да и духота становилась просто нестерпимой. Девушка пошарила глазами по залу и с удовольствием увидела заветные двери.

– Прости, Леш, я оставлю тебя.

Наступила тишина, и Алексей кивнул, наслаждаясь ее мгновениями.

Дим Димыч пропустил Ирину вперед.

– Осторожно, детка.

– А что, там пещерные львы? – девушка, не оборачиваясь, сделала несколько шагов в сторону мягко звучащих голосов.

– Судя по всему, не совсем львы… Просто темно.

– Дима, ты меня принимаешь за кого-то другого. Я боюсь не темноты, честное слово.

– Ну прости, Ирусик. Это я как-то сдуру. Больше не повторится!