– У нас еще есть свободное место, – предложил Томияно, столь же недовольный.

– Госпожа! – послышался голос возле ее локтя. Она обернулась, нахмурившись, и обнаружила перед собой мальчишку-раба. Он был очень юным, загорелым и худым, так что можно было пересчитать все ребра. Всю его одежду составляла черная набедренная повязка. У него были темные курчавые волосы и большие ясные глаза.

Брота в ужасе отшатнулась.

– Катанджи ! – выдохнула она. – Ради всех богов, мальчик! Ты сошел с ума!

Через середину его лица была проведена черная полоса раба. Она скрывала его единственную воинскую метку, и крохотный крестик в виде меча можно было заметить лишь при внимательном рассмотрении – а кто будет внимательно разглядывать раба?

Томияно схватил его за руку.

– Это нарушение всех законов, парень, – прошептал он. – Если кто-нибудь заметит, ты навсегда останешься рабом, и они выжгут тебе эту метку каленым железом. Возвращайся на корабль, быстро!

Катанджи вырвался.

– Погоди! Все в порядке – я был на складе, и там было темно.

Брота посмотрела на Томияно, а Томияно на Броту; затем оба посмотрели на Катанджи.

– И что ты там делал? – спросила она.

– Осматривал ковры. – Он показал на свою родительскую метку. – Я знаю ковры! Я видел, как вы вошли, и провел для вас небольшую разведку. Рабы все знают, и их не заботит прибыль их хозяев, так что они рассказали мне правду – как другому рабу.

В этом могла быть доля истины.

– И что же ты узнал? – с нарастающим любопытством спросила Брота.

– Самые лучшие – шелковые, верно? Они просто замечательные!

– Некоторые – да. Но за каждый шелковый приходится покупать десять шерстяных. Таков закон этого города. Другие торговцы говорят то же самое.

Мальчишка улыбнулся.

– Это только для торговцев! Местные их покупают. И женщина-воин тоже могла бы их купить! – Он был настолько возбужден, что, казалось, подпрыгивал на булыжной мостовой. – Ты видела тот с золотыми русалками? Это просто чудо! И это единственный, который у них есть на этом складе, потому что горожане обычно скупают их все. Я знаю, куда надо идти, и какую цену платят местные.

Брота посмотрела на Томияно, а Томияно на Броту. Контрабанда?

– Шелковые ковры большие, – сказала Брота. – Но даже гондола могла бы выдержать несколько.

Томияно задумчиво кивнул.

– Тебе придется подкупить гондольера. Он может потерять свою лодку. Или голову.

– Обычные моряки не посмели бы – у них могли бы конфисковать корабль.

Но никто не конфискует корабль, пока на его борту Шонсу.

– Давай! – сказала Брота. – Том'о, проследи за погрузкой. А ты, новичок? Как нам доставить тебя обратно на корабль?

Он снова улыбнулся.

– Увидимся на борту, госпожа. – Он шагнул назад и растворился в толпе.

Томияно нахмурился и побежал вперед, огибая фургоны и людей. Когда Брота добралась до трапа, он был занят разговором с чиновником, но, увидев ее, покачал головой.

– Я думал, он оставит вход открытым. Но это не положено.

Когда корабль стоял в порту, открытые входы являлись серьезным проступком; они могли пропустить крыс, четвероногих или двуногих. Она огляделась вокруг, но нигде не было видно никаких следов Катанджи – что было не удивительно на пристани, столь запруженной грудами товара, фургонами и людьми. Чиновник с официальным видом щелкал на счетах… требовалась очередная взятка.

– Когда она добралась до своей каюты, там было жарко и душно. Проклятый таможенник лишил ее последних средств. Она заперла дверь, опустилась на колени и отодвинула панель. Из многих потайных мест на корабле этим она пользовалась чаще всего. Она окинула взглядом хранившиеся там запасы. Сколько ковров, даже шелковых, может поместиться в гондоле? Немного, но, возможно, почти столько же, сколько она уже купила, забив при этом трюм «Сапфира» шерстяными. Мальчишка был прав, именно шелковые ковры могли принести прибыль. Если ты не уверен в рынке, обеспечь качество. Шерстяные ковры были не того класса. Парень был прирожденным торговцем.

Она выбрала маленький кожаный мешочек. В нем было сто золотых, и она была уверена, что гондола не возьмет так много, может быть, даже меньше половины. Затем она взяла свой меч, причесала волосы и вышла на палубу.

Подойдя к рубке, она услышала глухие удары. Корабль был, естественно, неподвижен, и кто-то пользовался возможностью потренироваться в метании ножа. С удивлением она обнаружила, что это был Ннанджи, сидевший из-за низкого потолка на одном из сундуков и упражнявшийся с набором из дюжины или около того клинков. Судя по виду мишени, у него это получалось очень хорошо.

Видя ее удивление, он улыбнулся.

– Быстрее, чем меч! – сказал он. У него был несколько смущенный вид, но он явно был доволен своим искусством.

– Я думала, что это нарушение всех правил, адепт? Или я пропустила новую сутру?

– Это я предложил, госпожа, – послышался голос Шонсу. Теперь он сидел, опираясь спиной на груду подушек, все еще очень худой и бледный, но дела его явно пошли на поправку. Каждый день он набирался новых сил. – Ты знаешь, что говорят сутры о колдунах?

Если бы она созналась в том, сколько сутр она знала, рыжие волосы адепта Ннанджи тут же бы поседели.

– Не думаю, что когда-либо об этом слышала.

– Ничего! Они не воины, так что принципы чести к ним не относятся. Они – вооруженные штатские, что само по себе есть нарушение закона – так что любые средства хороши.

– Но ножи? – Даже водяной крысе могло стать не по себе при мысли о воине, бросающем ножи. Хуже того, Джия спокойно сидела в углу, что-то делая с одним из сапог Шонсу, а рядом с ней стоял сапог Ннанджи. Хуже всего были спрятанные ножи.

Шонсу пожал плечами. Он выглядел усталым. Тана заботливо сидела на корточках рядом с ним. Она исполняла обязанности медсестры с тех пор, как Шонсу пришел в себя и смог оценить ее усилия. Брота не думала, что ее дочь добьется большего успеха с Шонсу, чем Ннанджи добился с ней, но Седьмой стоил таких усилий.

– Когда я встретился с колдунами в Аусе, – сказал Шонсу, – они заставили меня отступить перед ними. Я тогда подумал, нужно ли им время для того, чтобы произнести свои заклинания, или что там у них. Из всего, что мы о них знаем, следует, что единственное действенное средство против них – скорость. Так что – ножи! – Однако звучало это так, словно он был готов лишь обороняться, но не нападать.

– Я не возражаю, милорд! Тана, мне нужно, чтобы ты пошла со мной на берег.