Он кивнул и вытер лицо.

– Он меня одурачил.

– Он одурачил тебя ?

– Да. – Уфф. – Он очень подвижен… у него есть ряд хороших приемов… но теперь я их знаю… – Он продолжал вытираться, тяжело дыша. – Он не воин. У воина были бы и другие… а у него нет. Я этого не понял!

– И он попытался тебя ранить?

Ннанджи рассмеялся, не в силах скрыть своей радости.

– Сначала. Но я в самом деле не хотел… наносить такой удар. Мы очень быстро двигались. Это просто случайность.

Шонсу говорил, что память Ннанджи хранит также все, относящееся к фехтованию. Он никогда ничего не забывал. Значит, теперь он знает хитрости и приемы капитана.

– Вряд ли ты успокоил этим команду, адепт.

Ннанджи перекинул полотенце через плечо и пальцами расчесывал волосы, собираясь вернуть на место заколку. Его юношеская улыбка исчезла.

– Нет. – Он нахмурился, опустив руки. – И это меняет дело, не так ли? Я вряд ли мог бы дать ему меч, если бы он мог проиграть, верно?

Он посмотрел своим странным взглядом на молчавшего Хонакуру. Это был взгляд Шонсу. Затем он показал на дубовые сундуки.

– Прошу тебя, сядь, милорд. – Это тоже были слова Шонсу.

Хонакура сел, пытаясь скрыть нарастающее возбуждение.

Ннанджи отбросил полотенце и тихо прикрыл кормовые ставни. Затем он наклонился, поднимая с пола свою перевязь и седьмой меч.

– Приходилось ли тебе, лорд Хонакура, за все годы, проведенные в храме, когда-либо слышать о веском оправдании убийства штатским воина?

Ага! Значит, вот в чем дело?

– Нет, адепт. Я думал о том же самом. Но – нет. Я никогда не слышал ни об одном подобном случае.

Ннанджи задумчиво потер подбородок.

– Одного недостаточно – нам нужно два, не так ли? Думаю, я их нашел, но не уверен. Мне нужна твоя помощь, милорд.

– Еще задолго до заката наступил полный штиль, и «Сапфир» бросил якорь посреди Реки. Ужин был подан рано, и пища была более скудной, чем обычно. Раздавались шутки насчет возможной голодной смерти, если штиль затянется – черный юмор. Впрочем, в эти дни на борту преобладало черное настроение.

Брота обнаружила один очень, очень слабенький лучик света в темноте – впервые ей показалось, что Шонсу немного лучше. Не желая пробуждать ложных надежд, она ничего не сказала.

Глупость Томияно, согласившегося на поединок с воином, наложила мрачный отпечаток на весь «Сапфир». Он пытался проучить противника и в результате почти пропустил первые несколько выпадов. Это подействовало ему на нервы, после чего Ннанджи начал парировать каждый его удар и буквально засыпал его множеством невероятно сложных приемов. Конечно, она сразу же узнала технику Шонсу, и вероятно, Томияно узнал ее тоже, но у него просто не хватало времени ей противостоять. В реальном поединке ее сын, скорее всего, все же одержал бы верх, поскольку в реальном поединке заученные приемы не годились. Однако Ннанджи тренировал Тану и Матарро, учеников Томияно, а также наблюдал, как тот сражался с Шонсу. Этот опыт давал ему преимущества, которых Томияно не мог предвидеть. Любитель, сколь бы одаренным он ни был, не должен связываться с профессионалом, Однако сейчас команда была встревожена больше обычного, и кое-кто мрачно нашептывал, что неплохо было бы запереть Ннанджи в каюте. Брота даже отказывалась слушать подобные советы, поскольку знала, что воин будет драться, если кто-либо только попробует. Впервые после смерти Томминоли ее лидерство оказалось под вопросом, и в воздухе пахло бунтом.

После поединка Ннанджи не выходил из рубки. Либо он оказался удивительно тактичным, либо его сдерживал старый жрец. Он появился лишь однажды, когда Томияно вернулся, чтобы собрать свои наждачные камни, предложив ему свою помощь. Это было предложение мира, но моряк с непристойной бранью отклонил его. Однако корабль был слишком мал для того, чтобы они могли чересчур долго не встречаться.

Так что Брота покинула место, где она обычно ела, и села на крышке переднего люка, лицом к корме, рядом со своим все еще возмущенным сыном. Это была не слишком удачная позиция, так как шлюпки по бокам закрывали вид на Реку, но она могла следить за Томияно и за дверью рубки. Остальные взяли себе еды и рассеялись, как обычно, по палубе, однако разговоров было мало, а мрачных мыслей много.

Появилась Джия. Она положила несколько кусочков на тарелку, слабо улыбнулась в ответ на попытку заговорить и поспешила обратно к ложу своего господина. Катанджи, как никогда ощущавший общее настроение, забился в дальний угол, и его почти не было видно. Пришел старый жрец. Он взял себе ломоть хлеба и кусок мягкого сыра и устроился на крышке другого люка, лицом к Броте и Томияно. Это был странный выбор места, и Холийи пришлось подвинуться, чтобы он мог сесть. Возможно, старик тоже следил за Томияно?

Все ужинали, за исключением Ннанджи, а ведь обычно он всегда был первым у кормушки. Потом раздался стук сапог…

Брота утратила интерес к стоявшей рядом с ней тарелке. Рыжеволосого молодого воина не интересовала еда. Все напряженно смотрели на него.

Он остановился у мачты, лицом к Броте. Однако ему была нужна не она.

– Капитан Томияно?

Рука моряка потянулась к кинжалу, и она приготовилась в случае чего перехватить ее.

– Чего?

Ннанджи высоко поднял голову и хрипло сказал:

– Я должен извиниться перед тобой.

Невероятно! Формальное извинение от воина было явлением более редким, чем перья у рыбы.

Пальцы Томияно пошевелились, ощупывая новую ссадину на ребрах. Наполовину зажившая корка снова отвалилась, ничего особенного.

– Я согласен с тем, что это произошло случайно, – хрипло ответил он.

– Не в этом дело, моряк. – Что бы ни должно было сейчас произойти, Ннанджи слова давались с трудом. – Я приношу извинения за то, что заставил тебя волноваться. Я совершил ошибку на прошлой неделе, когда новичок Матарро спросил меня, что случится, если лорд Шонсу умрет.

Да будет благословенна Богиня !

– Я сказал, что должен буду за него отомстить. Я был неправ.

Окружающие начали облегченно улыбаться.

Ннанджи глубоко вздохнул, так что под перевязью показались все его ребра.

– Клятва, которую мы принесли, весьма необычна, капитан. Конечно, он не умрет, но даже если бы он и умер, я неправильно истолковал эту клятву. – Снова пауза, еще более глубокий вздох, словно ему приходилось заставлять себя произносить слова. – Потому что, если бы лорд Шонсу умер, ты бы не был в этом виноват.

– Это очень здорово, – подозрительно сказал Томияно, ожидая скрытой ловушки. – Почему же?