Четвертый — боец Степан Рындин, назначенный адъютантом Скрипки. Немного непривычно, у майора никогда не было адъютантов. Поначалу он удивился, но ему объяснили: летишь в иностранную армию. Так надо. Ну что ж, надо значит надо. Рындин — умелый разведчик, отличился еще под Шепетовкой, потом служил в штабе фронта. Теперь вот включен в группу Скрипки.

Таким составом на двух самолетах они стартовали с аэродрома Пермышль. Пока… Иван Иванович вдруг вспомнил вой моторов, падение, сваливание в «штопор». Он невольно закрыл глаза, потряс головой, словно отгоняя страшные воспоминания.

«Что было бы с женой, с маленьким сыном, если бы я погиб?» — Скрипка, стараясь не думать об этом, заглянул в иллюминатор. Внизу, в разрывах облаков, виднелись вершины гор. Он знал, жена Паша и сынишка в безопасности, в глубоком тылу, в селе Пономаревка Чкаловской области.

Паша была эвакуирована из Равы-Русской 22 июня 1941 года. Сначала уехала к родственникам на Украину, а когда фашисты стали подходить к тем районам, вместе с его родной сестрой Евдокией уехала в Чкаловскую область. Работала в военном госпитале, теперь заведует медпунктом. Недавно он получил от них весточку и крошечное фото сына.

Из задумчивости его вывел жест летчика Юрая Сливки. Сначала Иван в иллюминатор увидел какую-то тень, а потом справа, снизу, появились два немецких «мессершмитта». Они шли на запад параллельным курсом.

Пока еще не вся Словакия была охвачена восстанием, и фашистские пилоты, к счастью, приняли машину Сливки за союзнический самолет, подошли поближе, приветственно покачали крыльями. Еще бы, плоскости их «Фокке-Вульфа» были наспех закрашены и на них нанесены опознавательные знаки словацкой армии. Но сквозь слой краски явственно проступали черные фашистские кресты.

Словом, встреча с «мессершмиттами» прошла вполне благополучно. А вскоре под крыльями их самолета показались голые каменистые утесы Высоких Татр, а затем и Низких. Сливка прошелся над аэродромом «Три дуба». И тут же с земли раздались залпы выстрелов. Это повстанцы обстреливали ненавистный фашистский самолет.

Как узнал позже майор Скрипка, перед приземлением его группы прилетели фашисты и бомбили взлетную полосу. И только они улетели восвояси, как в воздухе появился неизвестный «Фокке-Вульф». Повстанцы не были предупреждены о прилете советских офицеров, связь с ними отсутствовала, и, естественно, их приняли за немцев.

Командир корабля Юрай Сливка заходил на посадку второй, третий раз. С земли стреляли. И только на четвертом заходе все стихло. Повстанцы решили понаблюдать, что за настырный фашист сам стремится к ним в лапы. Стрельба прекратилась вовремя, в баках самолета уже заканчивалось топливо.

Через много лет, вспоминая этот эпизод, Иван Иванович Скрипка скажет: «Мы приземлились на полевом аэродроме. Пока самолет бежал по земле, нас все время трясло, казалось, старый «Фокке-Вульф» развалится прямо здесь. Не развалился. Но это был его последний полет. Он так и замер на краю взлетного поля, став своеобразной реликвией».

А к самолету уже бежали повстанцы. И Скрипка даже различал знакомые лица партизанских командиров А. Егорова, Е. Волянского, с которыми встречался еще на Украине.

Увидев разведчиков в советской форме, спустившихся с трапа, партизаны подхватили их на руки и понесли через все летное поле к зданию аэродрома. Было небольшое застолье, рюмка сливовицы, а дальше на машинах, присланных командующим повстанческой армии Скрипка-Студенский и радист Стальной отправились в столицу восстания — город Банска-Бистрица.

Город встретил их суровой прифронтовой действительностью. На улицах военные машины, повозки, колонны солдат, нестройные ряды новобранцев с вещмешками и чемоданами. Однако уныния или растерянности не чувствовалось. Люди улыбались, шутили, хотя боевая обстановка была крайне сложной. Фашисты старались задушить восстание. Они заняли город Ружомберок, что в сорока километрах от Банска-Бистрицы. На юге шли ожесточенные бои.

Словацкое восстание стало костью в горле фашистов. Отряды повстанцев перерезали тыловые коммуникации гитлеровской армии. Но более всего приводил в бешенство Гитлера яркий заразительный пример словаков, которые посмели повернуть оружие против своих бывших грозных союзников.

Генерал СС Готлиб Бергер обещал фюреру, что покончит с восставшими за три-четыре дня. Однако у него ничего не вышло. Да, мощные удары фашистской авиации, артиллерии при поддержке танковых подразделений нередко ставили партизан в сложное положение. Но борьба продолжалась.

Машины, на которых ехали посланцы маршала Конева, остановились у штаба первой повстанческой армии. Встречать их вышел сам командующий подполковник Ян Голиан. На вид ему было около сорока лет, стройный, подтянутый, улыбающийся.

У этого офицера непростая судьба. До недавнего времени он служил в штабе сухопутных войск словацкой армии. Но теперь призвал армию повернуть оружие против фашистов и объявил частичную мобилизацию.

Скрипка-Студенский представился командующему и передал слова маршала Конева.

— Мы рады приветствовать первого посланца героической Красной армии, которая откликнулась на зов нашего восстания, — сказал Голиан.

С этого взаимного приветствия и началась работа. Майор Скрипка рассказал о цели и задачах своей группы, командующий ввел его в обстановку. Голиан говорил на словацком языке, и Скрипка поймал себя на мысли, что вполне понимает подполковника.

После этого было знакомство с начальником штаба повстанческой армии майором Юлиусом Носко. Чувствовалось, на плечах начштаба лежит тяжесть всех боевых забот, и потому он выглядел усталым.

Голиан поручил майору Носко своевременно снабжать группу Скрипки сводками разведывательной и оперативной обстановки и оказывать всяческую помощь.

В этот день майор Скрипка отправил свою первую радиограмму маршалу Коневу. Связь между руководителем повстанческой словацкой армии и руководством 1-го Украинского фронта была установлена. Казалось бы, все обстоит самым лучшим образом. Однако Иван Иванович воевал не первый день и помнил старую русскую пословицу: «Жалует царь, да не жалует псарь». Так оно, собственно, и вышло. Если командующий и начштаба приняли его радушно и по-доброму, то, например, исполняющий обязанности начальника оперативного отделения майор Вишневский, судя по всему, был не очень рад появлению в их резиденции советского офицера.

Холодно встретил Ивана Ивановича и его коллега — офицер связи эмигрантского правительства в Лондоне Ярослав Кроткий. Таким образом, с первого дня пребывания Скрипка на практике убедился в сложности и противоречивости обстановки не только в войсках, но даже здесь, в штабе восстания. Так без раскачки началось врастание Скрипки в армейский коллектив коллег-словаков, с которыми ему предстояло работать.

Однако он и не подозревал, что значит быть первым и единственным представителем Красной армии. Его обязанности расширялись с каждым днем. Иван Иванович был и офицером связи командующего 1-м Украинским фронтом, и дипломатом, и авиационным инженером. Кроме того, естественно, он оставался офицером разведки.