А Арцыбашев тем временем играл как по нотам. Тонко, прям по-иезуитски, подкинул мне идею насчет ограбления банка. Аккуратно и простенько – так, что если я и начал подозревать в этом какой-то гнусный подтекст, то этого пылу хватило мне ненадолго, лишь до того момента, когда Наталья доходчиво объяснила, откуда у нее в голове взялась эта идея насчет ограбления банка через подвал. Я грешил на предательницу-судьбу, подозревал ее в том, что буквально толкает меня на эту стремную акцию с депозитарием. А на самом деле оказалось, что к этому хранилищу ведут меня буквально за ручку Арцыбашев с Натальей. И уж не знаю, кто еще кроме них.

Что ж, подвели. Подключили к этому делу Конфету, подсунули Сварадзе и Глеба, разыграли передо мной целый спектакль с якобы добыванием чертежей в Метрострое, обсуждением планов проникновения в подвал под «Северо-Западом», покупкой у полупьяного прапора домкрата, перерубанием телефонного кабеля. Да никакой кабель никакой Челентано и не рубил! Вот еще, наносить такой ущерб ГТС![22]Просто отключили на время сигнализацию в депозитарии, чтобы менты не помешали мне туда залезть, скинуть вниз через проем в перекрытии рюкзак с общаком и тут же оказаться в ловушке, когда Сварадзе опустит домкрат. Приезжайте, милиция, забирайте ворюгу! Покуражьтесь немного над Знахарем. Но только немного, потому что уже очень скоро вам придется передать его ФСБ. Арцыбашеву.

Все у него сложилось попросту идеально, если не принимать в расчет двух моментов. Первый – это то, что я вдруг заартачился, не отдал деньги, и пришлось запирать меня в депозитарии вместе с ними. А второй – то, что я и не подумал сдаваться безропотно мусорам, сумел их переиграть и даже был готов скорее погибнуть, нежели вновь утратить свободу. Пришлось даже валить одного легаша, чтобы, и правда, так не случилось. Впрочем, что значит жизнь какого-то сержанта вневедомственной охраны для генерал-майора Конторы!

– Теперь мне все ясно, – обреченно пробормотал я.

И при этом совершенно необреченно подумал, что еще можно выправить положение. Те четыреста тысяч по какой-то непонятной причине пока еще в этой квартире, и, если сумею сейчас нейтрализовать Арцыбашева и Наталью, я могу попытаться вернуть эти деньги братве. Объясню, как все на самом деле произошло, и мне поверят, что взял общак по незнанке, спишут с меня смертный грех крысятничества. Я опять обрету прежних товарищей. Переделаю рожу. Заживу новой жизнью. У меня все еще будет о'кей!

«И кого атаковать первым? Вадима? Наташу? Кто из двоих может доставить мне больше проблем? Пожалуй, что Арцыбашев. – Я смерил взглядом расстояние сперва до него. Потом до Натальи. – До него, к тому же, и ближе. Все, решено: начну с Арцыбашева!»

Я весь подобрался перед броском…

– Денис, если ты сейчас решил с нами подраться, то не советую. – Вадим смерил меня спокойным взглядом. Развалился расслабленно в кресле и даже слегка улыбнулся. – Я и не шелохнусь, и не вмешаюсь, предоставлю Наташе бить тебя, сколько захочет. Впрочем, не думаю, что она тебя будет калечить. Насколько я знаю, ты ей очень нравишься.

– Дерьмо!

И как я мог подумать про генерал-майора Конторы, что он не просчитает того, что в какой-то момент у меня сдадут нервы и я попытаюсь обратить деловой разговор в банальную драку! Да, конечно же все просчитал этот хитрый мерзавец! Все учел, как учитывал и раньше!

– Наташа одна из лучших, – небрежно бросил он мне. – Потому я и чувствую себя сейчас так уверенно, хотя понимаю, что в любой момент ты можешь броситься на меня. Потому же я со спокойной душой даже не убрал из квартиры те деньги. Ты к ним попросту не пробьешься. Так же, как не пробьешься ко мне. Уже через секунду ты будешь валяться посреди этой комнаты и дышать в ковер. Это во-первых. А теперь, во-вторых. Если даже, предположим, ты сможешь нейтрализовать нас и добраться до рюкзака, то из квартиры ты с ним не уйдешь. Уже в подъезде тебя остановят. И, наконец, в-третьих, Денис. Я отлично изучил тебя за последнее время. И мне отлично известно, что ты почти никогда не действуешь по наитию. Прежде чем что-нибудь сделать, ты сначала подумаешь. И никогда не будешь сжигать у себя за спиной мосты. А именно такими мостами мы с Натальей для тебя сейчас и являемся. И нет ничего другого, Денис. Даже если предположить невозможное – что сумеешь сейчас забрать четыреста тысяч, выйти с ними из этой квартиры, найти кого-нибудь из братвы и обойти при этом милицию, вернуть в общак эти деньги… – так вот, даже при этом раскладе, ты все равно погибнешь. Тебе не поверят. И вот почему… Наташа, принеси ноутбук, – посмотрел на Наталью Вадим. – Я сейчас докажу, что пути в воровской мир тебе напрочь отрезаны, Знахарь… бывший Знахарь, – с удовольствием поправился Арцыбашев, и мне очень захотелось его быстренько придушить, пока эта хваленая Наташа вышла из комнаты за ноутбуком. Вот только права была эта чекистская сволочь: я почти никогда не действовал по наитию. А поэтому он сейчас мог себя чувствовать в полнейшей безопасности.

Минут десять он возился с компьютером, поставив его себе на колени. Потом не поленился подняться из кресла и передал ноутбук мне. В этот момент на жидкокристаллическом дисплее начиналось интересное кино:

Горница Наташиной дачи под Вырицей. Стол, заставленный неприхотливой закуской. На самом почетном месте – початая бутылка «Столичной». А за столом – мы с Вадимом. Он – в анфас; а я – в профиль.

Все ясно: в тот вечер, когда мы с ним познакомились, за занавеской, отделяющей от горницы кухню, была установлена скрытая камера, тщательно фиксировавшая то, как я хлещу с комитетчиком водку. Но кроме камеры был установлен еще и микрофон. Хороший микрофон, потому что все, о чем мы беседовали с генерал-майором ФСБ Арцыбашевым, зафиксировано очень четко – так, словно разговор записывался не в обычной избе, а в студии звукозаписи.

Впрочем, так оно, скорее всего, и было. Все это озвучивалось, а точнее фальсифицировалось, в студии где-нибудь на Захарьевской или на Литейном проспекте. Потому что ничего из того, что я сейчас слышал, оторопело смотря этот видеофильм, на самом деле никогда не говорилось.

Я никогда не разбалтывал Арцыбашеву никаких воровских тайн!

Я никогда в разговорах с ним вообще не касался той стороны своей жизни, которая соприкасается с блатным миром!

Я, даже подвыпивший, никогда не посмел бы и вскользь упомянуть о том, что просто знать уже было опасно для жизни! Не говоря о том, чтобы взять вдруг и выложить это человеку непосвященному!

Но сейчас из двух маленьких встроенных динамиков раздавался мой голос!!!

«Или не мой? Ведь никому не дано услышать свой голос вживую – таким, каким он воспринимается окружающими, – вспомнилось мне. – Если хочешь увидеть себя со стороны, достаточно посмотреться в зеркало. Если хочешь услышать себя – тут уж хрен! Для этого „зеркал“ еще не придумали. Конечно, можно записаться на звуковой носитель, потом прокрутить эту запись, но тогда твой голос будет искажен электроникой и динамиками, какими бы совершенными они ни были. А в тот момент, когда что-нибудь говоришь, сам себя ты всегда слышишь тоже в искаженном виде, через подкорку головного мозга – как бы изнутри, в отличие от окружающих. Кстати, я не представляю даже, как звучит мой голос, записанный на какой-нибудь магнитофон. Ни разу в жизни нигде не писался. Ни разу не слышал себя, даже отфильтрованного электроникой. Так что, сравнивать не с чем. И все же…»