— Живым, мать вашу!

Ему до хруста заломили руки, на шею набросили ремённую петлю, куда-то поволокли на непослушных ногах.

Последние комонные Ярополковы воины уходили с поля боя. Схватки догорали, как засыпанный песком огонь.

— Норны впряли в шёлковую нить твоей судьбы серебряные нити удачи, конунг!

Кальв, сняв тяжёлый шелом, с удовольствием подставил потное лицо холодившему его ветерку. Улыбаясь, моргнул глазом Владимиру:

— Никто не думал, что хёвдинги Ярополка поведут воинов на бой, но его хёвдинги и не знали, как могут драться воины Северных стран. Теперь, Вальдамар, дорога на Киев тебе открыта, ведь вряд ли Ярополк соберёт войско сильнее, чем то, что мы одолели.

Владимир и сам не совсем понимал, зачем Варяжко напал на превосходящее числом, состоявшее не из простых, взятых от сохи, воинов. Но оценил его храбрость в бою и то, как вернулся с побежавшими было печенегами и напал в последний раз, выручая погибнувший полк Вышаты Луня, спася при этом многих воинов.

Русичей в полон взяли около двух десятков, печенегов чуть больше. Князь приказал казнить степняков, молвив хёвдингам и воеводам:

— Я буду править русами, а не печенегами, поэтому чужие лишние рты не нужны.

С Ярополковых кметей, кто был взят невережёным[201]или мог ходить, взяли слово, что убегать не будут, и освободили от пут, трое или четверо отказались давать обещание не бегать, и их так и оставили связанными. Русичей накормили, перевязали раны, но ни оружия, ни брони, а у кого-то и снятых сапог не вернули, и теперь они кучились, не решаясь бродить по враждебному стану. Один Павша полулежал на рядине, постеленной на землю, напротив Зайца, спасшего его от смерти своим окриком. Забуд, как выяснилось, погиб, и от этого у Павши на душе лежала тоска. Заяц, разложив на траве суличные древки, подтачивал точилом насадки, прилаживал их к древку, рассказывая, как оказался в войске Владимира:

— После того как я ушёл от вас с Колотом, я попал к словенам, но не поспел к уходу князя. Для меня в Новгороде быстро дело нашлось, и меня отправили сторожить пути по Волхову. Дело скучное, но брюхо сытое. Потом вернулся князь и стал собирать войско. С Владимиром воеводой Торир некий, так я его как Турина ещё помню, он со стрыем твоим знался, меня вроде как тоже должен был помнить, но так и не припомнил. Ну да ладно, он после Доростола столько повидал, что не удивлюсь, если он Колота не узнает. Так меня этот Торир сотней началовать поставил, когда уведал от моего бывшего набольшего, что я со Святославом с самой Хазарии ходил.

Заяц покачал сулицу на вытянутой руке, выругался:

— Легковато пёрышко, железо, гады, пожалели, полетит не так далеко и о доспех сомнётся. Теперь, Павша, мы квиты с Колотом. Он меня тогда спас, я тебя. Видишь, как Род указал.

Сложил сулицы в пучок, перехлестнул их ремнём, сунул в кожаное туло, молвил:

— Коня и бронь мне вернуть тебе не удастся, не обессудь.

— Коли воин добрый, то он и княжьими бертьяницами сыт будет, а худому оружие не надобно, — возразил Павша и нахмурился, снова переживая смерть Забуда.

Длинный день, какие бывают только в начале лета, подходил к концу. Закатное солнце прощальными лучами пронзало немногочисленные облака. На одном конце стана настойчиво играла жалейка, на другом под звуки струн, похожие на гусельные, варяги затянули на своём каркающем языке песню. Мимо, переговариваясь со смешком, прошли двое варягов-руян, и, если бы не одежда, славянская по крою и родовым узорам, то от свеев, урман или данов их и вовсе было бы не отличить: такие же светлые волосы, те же выдубленные солёным морским ветром лица. Павша, посмотрев им вслед, сплюнул сквозь зубы.

— Колот за Ярополка. Глядишь, снова в бою встретитесь, — зло съязвил Павша.

— Коли Роду будет угодно, — ответил Заяц, — а вот твоему князю даже Перун не поможет.

Павша отвернулся, пряча лицо в наступающей тьме. Почему-то подумалось, что сейчас, когда весь цвет Ярополкова войска побит, воеводы под его началом тем более не сладят. Невольно Павша позавидовал воинам, идущим под началом Владимира.

В такой ярости Ярополка не видел никто. Варяжко, зачастую нарушая все чины, по-дружески обращавшийся с князем и после приезда клявшийся, что они ещё могут сражаться с Владимиром, отмалчивался, стараясь не попадаться Ярополку на глаза.

Печенеги решили уйти. В бою, кроме Одихмана у русов, погиб брат князя Тугена. Степной воевода, выбранный набольшим, со злой обидой высказал Ярополку, нещадно коверкая славянскую речь:

— Мы потеряли три сотни воинов. Зря! Ни золота, ни рабов! Володимиру от богов удача. Храбрым всегда удача. Наши кудесники спросили богов, и они наказывают нам уходить!

Варяжко уговаривал и даже грозил Тугеном, но печенеги ссылались на брошенный жребий и ответ богов. Блуд, пользуясь этим, нещадно топил своего врага, выговаривая князю:

— Не уходом печенегов мы ослабели, а тем, что дух ратный пал у людей с погрома того. Бегут люди, и Варяжко их не держит. Воевода, мать его! Прими решение, князь, поставь кого достойного, хоть Вышату Луня. Погубит нас Варяжко!

В отчаянии смотрел на Ярополка, зная, что не поставит князь никого, кроме него. Князь, глядя в лицо воеводы, спросил, да так, как будто решение поставить Блуда набольшим уже принято:

— Что делать советуешь?

— Отходить к Киеву. К русам на Хортицу и Тмуторокань пошлём, Варяжка того же снова к печенегам отправить надо, пусть ошибки свои правит, к вятичам да в Муром гонцов отправим. Пока за стенами сидим, глядишь, и рати соберут. Лихо наше дело, княже, врать не буду. До Киева дойдём, там будет видно. Может, самим в Тмуторокань уходить придётся, а там нас не достанет уже никто.

Ярополк смолчал. Блуд, поняв это как согласие, раздал приказания кормить ратных и сворачивать стан. Варяжко, повинившись перед князем, отговаривал его от Блудова назначения:

— Блуду только сотни водить, неужто не поймёшь, княже!

— Ты не спорь со мной, Варяжко! Лучше Блуда в сём деле нет никого. На мне вина, что советов не послушав, тебя во главе рати поставил. Да, в поражении том я не тебя, а себя виню, потому от твоей вины я тебя освобождаю. Помощь твоя и далее нужна: уговори печенегов рать к Киеву послать. Знаю, будет трудно, но обещай ему…

Князь запнулся, пытаясь осознать сказанное и то, чем он готов пожертвовать в нещадной схватке за власть, и начинал понимать, что в борьбе с Владимиром они могут уничтожить то, что с таким трудом создавалось и удерживалось княгиней Ольгой. Варяжко, глядя куда-то мимо Ярополка, тихо произнёс:

— Я понял, княже. Всё равно с Блудом мне не ужиться. Только прошу тебя не слушать его без совета воевод. Блуд всегда больше о себе пёкся. Прости, но Луню я тоже наказал Блуда стеречься.